Авиаторы об авиации
Шрифт:
Что делать! Умение воевать приобретается только в бою. Из книжек его не почерпнешь. Каждого может постигнуть неудача. Все дело только в том, что одни — опускают от неудач руки, а другие — учатся на них. Федоров приводит блестящий тому пример: знаменитая полбинская «вертушка», ставшая основным приемом боевого применения нашей пикирующей бомбардировочной авиации, родилась из... неудачи. Соединение, которым командовал Полбин, третьи сутки безрезультатно бомбило важную цель — железнодорожный мост в тылу противника. А мост стоял, себе как ни в чем не бывало! Боевое задание оставалось невыполненным. И только разобравшись в причинах неудачи (вот она — работа мысли на войне!), удалось найти способ, гарантирующий успех. И способ этот оказался настолько эффективным, что получил повсеместное распространение.
Приведенный пример интересен, мне кажется, прежде всего тем, что в нем, как в капле воды, отразился общий процесс, происходивший в нашей армии по мере того, как она от тяжких неудач начала войны шла к победе: учился воевать каждый воин, училась и вся армия.
Интересен он и своей конкретностью, своей очевидной направленностью против еще встречающихся в книгах на авиационную тему привычных, от неоднократного повторения довольно прочно утвердившихся, но, увы, никак не совпадающих с действительностью штампов. Посильную борьбу с подобными авиалегендами ведут многие взявшиеся за перо авиаторы. И здесь хочется снова помянуть добрым словом книги А. Ворожейкина — вот уж кто действительно не упускает случая разбить эффектную выдумку, кочующую из одного сочинения в другое.
Сколько раз читатели авиационной литературы встречались в описаниях лобовых (на встречных курсах) воздушных атак с драматическим утверждением, будто в них «кто первый отвернет — подставит брюхо своего самолета противнику, — тот и будет сбит». Ворожейкин это правило начисто отрицает. И действительно, если подсчитать время, которое может пройти от момента начала отворота одного из противников, скажем, на расстоянии нескольких сот метров друг от друга, до момента достижения нулевой дистанции, станет ясно, что вокруг собственной оси отворачивающий самолет в это время повернется не более, чем на несколько градусов. Так что о том, чтобы «подставить брюхо», речи тут быть не может. Не говоря уже о том, что для того, чтобы попасть в это брюхо, второй самолет должен... отвернуть еще ранее — иначе невозможно открыть огонь с нужным упреждением.
Весьма едко говорит А. Ворожейкин и о другом не раз красочно описанном в нашей печати якобы чрезвычайно эффективном «боевом приеме» — заходе атакующего истребителя внутрь круга вражеских самолетов. «Как-то я читал, — пишет он, — что один летчик, забравшись в середину такого круга, был неуязвим: по нему враг не стрелял, боясь поразить своих. Трудно было поверить в этот прием. Скорее всего, это была выдумка автора статьи. Но эта выдумка выдавалась за опыт... Раз как-то я забрался в такой круг «Юнкерсов» — и, точно из циркулярного душа, хлестнул на меня огонь... Вражескому самолету, чтобы не поразить своего с противоположной стороны круга, ничего не стоит чуть подняться вверх или опуститься...»
Проверки лакмусовой бумажкой здравого смысла, подлинных фактов и живого опыта легенды, как правило, не выдерживают. В том числе — и легенды авиационные...
Федоров искренне любит и уважает своих товарищей по оружию всех специальностей и рангов. Он находит теплые и, что особенно важно, очень конкретные, хорошо аргументированные слова восхищения блестящей боевой работой каждого из них. И читатель, будто собственными глазами, видит, как восемнадцать наших истребителей во главе с В. А. Зайцевым выиграли бой с шестьюдесятью пятью самолетами врага, как лихо и в то же время глубоко продуманно провели трудную разведку пикировщики А. Парфенов и Ф. Клюев, как сбил двух бомбардировщиков противника рядовой пулеметчик аэродромной охраны С. Лидерман, как блестяще летал и бомбил на требующем очень точного пилотирования пикировщике Пе-2 лишившийся ноги летчик Илья Маликов — достойный собрат ставших народными героями Алексея Маресьева и Захара Сорокина.
Доброе отношение автора записок к боевым товарищам хорошо выразилось и в, казалось бы, мелком, но, по-моему, показательном эпизоде: он так характеризовал свою дивизию приехавшему старшему начальнику, что тому не оставалось ничего другого, как переспросить: «Три полка, и каждый из них — лучший?..»
Впрочем, здесь автор этих строк должен сознаться в некоторой собственной необъективности: лично ему из всей славной 241-й дивизии сердечно ближе всех 128-й авиаполк, в котором он служил зимой сорок первого — сорок второго года. Благодаря этому он имеет возможность сравнить людей, лично хорошо ему известных, с тем, как они показаны в книге А. Федорова. Эти люди — Герои Советского Союза Я. Андрюшин, М. Мизинов, Н. Мусинский, Ф. Паршин, И. Пивнюк, А. Свиридов — в ту суровую первую военную зиму только начинали накапливать боевой опыт, для которого (как, впрочем, для любого опыта), как известно, заменителей не существует. Опыт этот доставался нелегко: господство в воздухе было еще не на нашей стороне, самолетов не хватало, не раз после очередных потерь в полку оставалось всего по четыре-пять боеспособных машин... И все-таки полк воевал, выполнял боевые задания, формировал и выращивал кадры — тех людей, которых мы видим на страницах «Платы за счастье» такими же смелыми, ищущими, инициативными, как в начале войны, но теперь, два года спустя, несравненно более опытными, грамотными, умелыми. Здесь снова в частном отражается общее.
«Плата за счастье» написана хорошим, ясным языком, чему, впрочем, удивляться не приходится: А. Г. Федоров далеко не впервые берется за перо. Старожилы нашей авиации помнят его первое выступление — правда, в несколько ином жанре — большую статью, плод личного боевого опыта и долгих размышлений о практике боевого применения пикирующего бомбардировщика «Петляков-2», появившуюся в центральной газете Военно-Воздушных Сил в разгар боев горячего 1942 года. И статья эта не прошла незамеченной — ее читали фронтовые летчики, о ней спорили, ее выводы и рекомендации тут же проверяли в бою...
Так же не осталась незамеченной и книга «Плата за счастье». Ее с интересом и удовлетворением читали очень разные читатели: молодые и умудренные годами, военные и гражданские, авиационные и вполне «земные»... В таких книгах каждый находит свое.
Фронт идет через КБ
Литературные произведения о людях технического творчества — конструкторах или изобретателях — чаще всего строятся на том, что герой, преодолев множество субъективных и объективных преград, добивается реализации своего проекта. Подобные ситуации описаны во многих книгах — в том числе и в таких значительных, как, например, «Не хлебом единым» В. Дудинцева или «Искатели» Д. Гранина.
Слов нет, бывает в жизни и так. Невозможно утверждать, что подобный конфликт надуман.
Но обращает на себя внимание другое: большинство произведений художественной литературы, посвященных людям технического творчества, на этом и заканчивается. Препятствия преодолены, соперники посрамлены, новая машина построена и заработала — иногда даже сразу, с первого пуска... Вроде свадьбы, завершающей роман о любви.
А между прочим, не раз было замечено умными людьми, что главное, психологически самое сложное в многолетних взаимоотношениях, так сказать, двух любящих сердец начинается после свадьбы. Правда, и рассказать об этом, наверное, труднее.
Точно так же не кончается дело и с первым пуском новой машины. Более того: по существу оно только начинается! Оказывается, задуманная, спроектированная, «пробитая», изготовленная и даже заработавшая машина — это скорее старт, чем финиш. Не случайно испытатели давно уже не считают первый вылет опытного самолета самым острым, да и самым важным пунктом программы его летных испытаний.
Можно сказать, что вся жизнь конструктора — все равно, удачливого или неудачливого, но удачливого в особенности — это почти непрерывная цепь конфликтных ситуаций, которые только начинают разворачиваться после того, как реализован в металле его первый проект. Конфликтов возникает много: мелких и крупных, явных и скрытых, вызванных чьим-то недомыслием и вытекающих из объективно действующих закономерностей... И каждый из этих конфликтов имеет двоякую природу. С одной стороны, в нем есть конкретное техническое содержание, есть та самая суть дела, обойти которую — значит оставить читателя в неведении, кто, почему и чего добивается. С другой же стороны, в любом конфликте подобного рода обязательно происходит столкновение человеческих эмоций, характеров, темпераментов, личных и общественных устремлений. Чтобы разобраться во всем этом, не упустив ни одной из этих двух ипостасей, надо глубоко вникнуть в обе, воспринять их и умом, и душой. Словом, автору надо быть одновременно и «инженером человеческих душ», и просто инженером (пусть не по образованию или опыту работы, но по умению и вкусу к полноценному, не поверхностному проникновению в конкретную сущность вещей).