Австралоиды живут в Индии
Шрифт:
— Ну как? — спросил полицейский, поигрывая пистолетом. — Теперь согласишься?
— Нет, — с трудом выдавила из себя девушка.
Полия глухо застонал за хижиной.
— Ну так пеняй на себя! — глумливо улыбаясь, сказал Редди. — Теперь стреляю. Раз, два…
Полия заткнул уши. Он однажды слышал, как громко стреляет пистолет.
— Три!
— Нет!
И это «нет» было громче и сильнее пистолетного выстрела.
Полицейский рванул кобуру и дрожащими пальцами стал засовывать туда пистолет. В хижине стонала мать от страха и горя.
— Эй ты, вонючий шакал! — закричал Редди Полие. — Выползай! А когда придешь в себя, сам приведешь мне ее в город.
Ченчамма тихо и безмолвно
Известия быстро распространяются по всей округе янади. Но в пути меняются многие детали, а иногда смысл новости. Так Гантайя узнал, что Ченчамма собирается стать женой важного полицейского из города.
Он бежал целый день, не разбирая дороги. Он не знал куда бежал. Он просто убегал от своей боли, но она настигала его, валила обессиленного в кусты. Затем встряхивала, поднимала и вновь бежала вместе с ним. Она была такой невыносимой и неотступной, что смерть казалась Гантайе желанной и облегчающей. К вечеру, совсем обессиленный, он добрел до полотна железной дороги. Оступаясь, поднялся на насыпь, положил голову на рельсы и стал ждать. Сталь рельсов приятно холодила разгоряченную щеку. Гантайя начал понемногу успокаиваться, но решимость погибнуть под поездом не проходила. Теперь он лежал на рельсах, отрешенный от всего мира, от своего прошлого, от Ченчаммы. Было тихо, очень тихо. И эта тишина давила. Потом тишина наполнилась каким-то поющим звуком. Гантайя не мог понять откуда шел звук. Он прислушался и понял, что звучали рельсы. Звук неотвратимо нарастал, и Гантайе становилось страшно. Он втянул воздух и почувствовал, что пахнет гарью. Подходил поезд. А рельсы теперь гремели, как тысячи хорошо натянутых барабанов. Смерть получалась шумной, а это было не в духе янади. И дух этот в нем взбунтовался. Дрожа от испуга, Гантайя вскочил с рельс, но не успел отдернуть правую руку. Колесо проехало по пальцам. Острая боль пронизала все тело. И в этой боли, страшном грохоте, дыму и сверкании огней унеслось куда-то в ночь чудовище поезда. И тогда Гантайя почувствовал, что теплые струйки крови стекают по телу из раненой руки. Он инстинктивно прижал к себе запястье…
И снова известия поползли из одной деревни янади в другую. Так Ченчамма узнала, что Гантайя из-за нее бросился под поезд. Но она была женщиной. А женщины в племени янади (как, наверно, и везде) благоразумнее и рассудительнее мужчин. Ченчамма решила пойти в деревню Гантайи и узнать о случившемся на месте. Так она сделала вторую попытку сбежать из дому. И снова Полия перехватил ее. Ему хотелось выполнить приказ полицейского и привести дочь в город. Но… не тащить же ее на спине. Полия больше не работал садовником в городе. Он боялся встречаться с Редди. А Ченчамма целыми днями сидела в хижине наедине со своим горем. Она отказывалась даже от той скудной пищи, которая была в семье. Но в один прекрасный день, когда Полия и его брат были на реке, в хижину сунулась улыбающаяся физиономия Гантайи. Ченчамма даже не вскрикнула. Она смотрела на Гантайю широко открытыми глазами и ничего не говорила. Так смотрят на внезапно материлизовавшийся дух предка. Правая рука Гантайи была на перевязи, и он смог обнять ее только левой.
– Так ты не стала женой полицейского? — только и спросил он ее.
Ченчамма покачала головой и почувствовала, что в жилах духа, когда-то бросившегося под поезд, течет настоящая человеческая кровь, только, пожалуй, слишком горячая…
В тот день они договорились обо всем. И вот теперь эта прохладная ночь третьего побега. Несмотря на то, что звезда Арундати вела себя в эту ночь сомнительно, Ченчамма с рассветом уже была в деревне Гантайи.
Род Звезды был возмущен родом Мухи.
— Виданное ли дело, — сказала мать Гантайи, — вмешиваться в дела дочери. Полия совсем выжил из ума. Это все его городские штучки. Это там родители суют свой нос, куда не следует.
Как бы то ни было, а брачная церемония должна была состояться в доме невесты. И люди рода Звезды направились увещевать Полию.
Полия вздыхал и отводил глаза. Ибо перед этими глазами неотступно стоял образ важного и рассерженного полицейского с пистолетом.
Переговоры грозили стать затяжными. Но решительно вмешалась мать Ченчаммы.
— Ченчамма — моя дочь, — сказала она. — И свадьба будет здесь. А ты, — повернулась она к Полии, — можешь отправляться к своему важному полицейскому.
— Нет-нет, — малодушно забормотал Полия. Одна только мысль о встрече с Редди приводила его в трепет. Полия, махнув рукой на все, удалился на безопасное расстояние от обеих договаривающихся сторон. Оттуда он пытался подавать кое-какие реплики. Например: как быть с завязыванием тали. В городе невесте завязывали тали — ожерелье для замужней женщины, — и некоторые янади тоже делают это. Правда, такого ритуала удостаиваются только невинные девицы, сказал ему брат в городском храме. Жена снова прервала его туманные рассуждения на этот счет.
— Что тебе далось это тали? Наши предки никогда этого не делали. Мы тоже обойдемся.
Довод был убедительным, и Полия окончательно замолчал.
А потом было много цветов. Хижину Ченчаммы украсили лотосами, в волосы невесты вплели гирлянды жасмина. Люди рода Звезды и рода Рисового зерна пели и танцевали в тот день и вечер. А представители рода Мухи все больше сидели и помалкивали. Они считали себя в чем-то ущемленными. Но в чем именно, так и не могли разобраться. Может быть, они жалели Полию и его погибшую мечту.
А когда взошла желанная звезда Арундати, Ченчамма и Гантайя долго смотрели на нее. Все янади, которые хотят счастья в любви, смотрят на нее. Особенно в день свадьбы.
Утром Гантайя на краю деревни построил для Ченчаммы и для себя хижину из пальмовых листьев. С этого дня Ченчамма перестала звать Гантайю по имени. «Мой янади», - теперь говорит она.
9
Моя женщина
На пыльной дороге, ведущей в колонию хариджан, шла какая-то потасовка. По столбу поднятой пыли я поняли, что дела обстоят серьезно. Солнце било мне в глаза, и я смогла различить только темные силуэты двух людей. Люди дрались. Причем один из них явно брал верх. Побежденный, несколько раз упав в пыль, так и остался на дороге. Я подошла ближе и с удивлением обнаружила, что в роли славного победителя выступала моя знакомая Поламма.
– За что это тебя так? — спросила я поверженного.
Мужчина поднял голову, и я узнала мужа Поламмы. Под глазом Суббайи цвел великолепный синяк. Синяк стремительно менял свою окраску и превращался на глазах в украшение, которое играло всеми цветами радуги.
– Ну и ну, — сказала я. — Что же это такое?
– Что такое? — уныло переспросил Суббайя.
– Это — моя женщина.
Поламма стояла в отдалении, не считая нужным пока вмешиваться в наш разговор. «Ничего себе, „моя женщина“, — подумала я, — надо же поставить такой синяк». Так за что же это тебя? — снова спросила я.
– Как будто бьют всегда за что-то, — увиливая от ответа, философски произнес Суббайя.
Услышав такой невразумительный ответ, «моя женщина» решительно двинулась к нам. Я оглянулась вокруг, стараясь найти путь к отступлению. Суббайя малодушно втянул голову в плечи и прикрыл ее руками. Но мир уже входил в душу Поламмы.
– Значит, ты не знаешь, за что я тебя побила? — уже спокойно спросила Поламма.
Суббайя ничего не ответил и обреченно уставился на пыльную дорогу.