Австро-Венгерская империя
Шрифт:
Кроме того, решениями Венского конгресса Австрия была восстановлена в границах 1797 г., за исключением небольшой области Брейсгау, отошедшей к Бадену, и южных Нидерландов, ставших частью новообразованного Голландского королевства. Таким образом, через шесть лет после самого тяжелого из своих поражений габсбургская монархия вернула себе практически все утраченное в ходе войн с Францией, расширила свои владения в Италии и вновь стала одной из ведущих европейских держав. Выражаясь языком торговли, которую порой так напоминает дипломатия, Вене удался блестящий гешефт: «Россия, вынесшая на своих плечах главную тяжесть борьбы с Наполеоном, получила 2100 кв. км земли с 3 млн. населения; Австрия — 2300 кв. км с 10 млн., а Пруссия — 2217 кв. км более чем с 5 млн. немцев» (Цветков С. Александр I. М., 1999. С. 485).
Политика князя Меттерниха полностью оправдала себя. Однако до появления устойчивого баланса сил в масштабе всей Европы, равно как и восстановления
Европе. Австрии предстояло сыграть одну из ведущих ролей в этом процессе. Многолетняя схватка с революцией, в которой Габсбургам ценой огромных усилий удалось загнать противника в угол, должна была быть продолжена иными, невоенными средствами.
«Наша страна, или лучше сказать — наши страны, относится к числу наиболее спокойных, поскольку без всяких революций может наслаждаться большинством нововведений, которые вырастают из пепла государств, потрясенных политическими беспорядками... Личная свобода абсолютна, равенство всех сословий перед законом безусловно, все несут одинаковое бремя; существуют титулы, но не привилегии. Нам не хватает разве что Morning Chronicle!» Так спустя десять лет после окончательного падения Наполеона писал в Лондон своей пассии, жене русского дипломата Доротее Ливен, князь Клеменс Меттерних, добившийся в 1821 г. небывалого со времен Кауница почета: император Франц назначил его «канцлером правящего дома, двора и государства».
Человек, которого тогда называли «кучером Европы», несомненно, лукавил. Австрия отнюдь не являлась средоточием гражданских свобод, хотя, вопреки мифам, созданным впоследствии либеральной и националистической историографией, не была она и душным полицейским государством, «тюрьмой народов», из которой подданные габсбургской династии не чаяли освободиться. Внутренняя политика венского правительства в значительной степени служила продолжением политики внешней, направленной на сохранение мира, стабильности и равновесия в Европе на неопределенно долгий срок.
«Австрия — голова Европы», — любил повторять князь Меттерних. Еще до победы над Наполеоном, когда возвращение габсбургской монархии в число ведущих держав не было решенным делом, он писал своему императору: «Характерной особенностью положения Австрии является моральный престиж, который не могут поколебать даже самые неприятные события. Ваше величество — единственный оставшийся представитель старого порядка вещей, построенного на вечном и неизменном праве... Этой роли присуще то, что не может быть заменено ничем». Согласно концепции Меттерниха, Австрия должна была стать главной движущей силой реставрации консервативно-абсолютистского порядка в Европе и одновременно — важнейшим звеном системы многосторонних соглашений, обеспечивающей, во-первых, равновесие сил на континенте и решение споров между державами дипломатическим, а не военным путем, а во-вторых — единство действий держав в борьбе с революционными движениями. Система коллективной безопасности, основанная на принципе balance of powers, — вот что представлял собой европейский проект Меттерниха. (Необходимо отметить, что в австрийской историографии долгое время не было единого мнения о роли Меттерниха во внешней и внутренней политике Австрии. Так, в середине XX в. в научных кругах развернулась полемика по этому вопросу, основными действующими лицами которой были маститый историк, автор многотомной биографии Меттерниха Г. фон Србик и его оппонент В.Библъ. Подробнее об их споре см. : Nasko S. Bibl contra Srbik// Oesterreich in Geschichte und Literatur. 1971. Bd. 15. S. 479-513.)
В немецких землях желанное равновесие обеспечивалось, как было сказано выше, за счет сотрудничества Австрии и Пруссии и их совместного доминирования в «третьей Германии», инструментом которого должен был служить франкфуртский Союзный совет. В Италии залогом сохранения статус-кво была власть Габсбургов над наиболее густонаселенными и экономически развитыми провинциями. Оставались две важнейшие задачи: предотвращение новых попыток Франции добиться гегемонии на континенте и обуздание возможной экспансии России на юго-востоке Европы.
Ради решения первой из этих задач Меттерних совместно с Талейраном сделал все, дабы подсластить Франции пилюлю поражения. Репарации, которые должны были заплатить побежденные по условиям Парижского мира 1815 г., составили не столь уж большую сумму в 700 млн. франков; вывод 150-тысячного контингента союзных войск, оставленного на французской территории, начался уже в 1818 г., когда Франция присоединилась к «союзу четырех», заключенному тремя годами ранее Австрией, Англией, Пруссией и Россией. Появилась так называемая пентархия– альянс пяти держав, направленный на поддержание европейского мира и равновесия. Франция, остававшаяся в глазах австрийского правительства главным потенциальным источником угрозы на западе Европы, была нейтрализована — во всяком случае до тех пор, пока на троне в Париже восседали Бурбоны.
С Россией дела обстояли сложнее. С одной стороны, консервативная стратегия русской политики 20-х — 30-х гг. была созвучна образу мыслей Франца I и его канцлера, с другой же — борьба за влияние на Балканах все чаще сталкивала лбами Вену и Петербург. Кроме того, в последние годы правления мистические, ультрарелигиозные настроения, овладевшие некогда либеральным Александром I, наложили отпечаток на его внешнюю политику. Осенью 1815 г. по инициативе царя монархи России, Австрии и Пруссии подписали совместную декларацию об образовании «Священного союза», в первой статье которой значилось, что «три договаривающиеся монарха при всех обстоятельствах... будут оказывать друг другу помощь и поддержку; рассматривая себя по отношению к подданным и армиям как главу семьи, они будут направлять их в том же духе братства, которым они воодушевлены, чтобы охранять религию, мир и справедливость».
Русский император рассматривал «Священный союз» не просто как очередную коалицию держав, а как мистическое братство монархов, целью которого является торжество христианских идеалов и окончательное искоренение зла, принесенного в мир французской революцией. В первоначальном проекте союзного договора, предложенном Александром Францу I и Фридриху Вильгельму III, говорилось, что монархи, вступающие в союз, намерены «руководствоваться на будущие времена не иными
какими правилами, как заповедями сей святой веры, ...которые, отнюдь не ограничиваясь приложением их единственно к частной жизни..., долженствуют, напротив того, непосредственно управлять волею царей и водительствовать всеми их деяниями». Интересны пометки императора Франца на полях этого проекта: большая их часть направлена на снижение религиозного пафоса договора, максимально возможное приближение его к стандартному дипломатическому соглашению. Мистико-экуменические проекты царя, воодушевленного тем фактом, что Россия, Австрия и Пруссия были крупнейшими державами, представлявшими три основные христианские конфессии — православие, католичество и протестантизм, не находили понимания в Вене и Берлине, заинтересованных в решении практических задач политики и дипломатии, а не в спасении всего человечества. Кроме того, ярко выраженная антилиберальная направленность альянса отпугнула Англию, которая начала отходить от совместного курса континентальных держав. Чтобы замедлить этот процесс, Метгерних добился заключения «союза четырех», куда более «приземленного» и выдержанного в духе традиционной дипломатии. В рамках этого союза, к которому позднее присоединилась Франция, была создана система международных конгрессов, на которых представители держав обсуждали совместные действия по решению насущных политических проблем. С 1818 по 1822 гг. такие конгрессы проходили регулярно. Показательно, что если Австрия, Россия и Пруссия почти всегда были представлены на них лично монархами, то Англия и Франция присылали лишь высокопоставленных дипломатов. Становился все более очевидным разрыв между двумя западными и тремя восточными членами «большой пятерки», во многом обусловленный разницей их политических систем.
Отсутствие единства между державами особенно ярко проявилось во время двух кризисов в Османской империи. Когда в 1821 г. в Греции вспыхнуло восстание против турецкого господства, Россия поддержала православных греков, победа которых могла заметно усилить русские позиции в Средиземноморье. Этого не желала Англия, однако успехи повстанцев вынудили ее пересмотреть первоначальный протурецкий курс и совместно с Россией, а затем и Францией, выступить на стороне греков. В 1832 г. Греция была провозглашена независимым королевством во главе с Отто Виттельсбахом — сыном баварского короля Людвига I. Таким образом западные державы не позволили России в одиночку пожать плоды победы над Турцией, которая, в свою очередь, избежала полного разгрома и вытеснения с Балкан. В 1840 г. в связи с новым политическим кризисом в Османской империи обстановка в Европе опять обострилась. Египетский паша Мохаммед Али более не желал подчиняться слабому стамбульскому правительству. В Турции фактически началась гражданская война, причем на стороне Мохаммеда Али выступила Франция, надеявшаяся таким образом добиться того, что когда-то не удалось Наполеону, — стать ведущей ближневосточной державой. В свою очередь, царь Николай I размышлял о том, не начать ли войну с Турцией, чтобы осуществить замысел Екатерины II — изгнать турок из Константинополя, сделав Россию владычицей Черного моря и Балкан. Англия, которую не устраивали ни французские, ни русские экспансионистские планы, пришла на помощь султану и способствовала урегулированию кризиса.