Австро-Венгерская империя
Шрифт:
Альбрехт много размышлял над тем, что должно служить духовным основанием, идеей, raison d’etre дунайской монархии. В переписке с юным кронпринцем Рудольфом, которого он пытался отвлечь от либеральных идей, эрцгерцог утверждал, что залогом прочности габсбургского государства могут быть «не либеральные абстрактные концепции государственности, а армия... и Австрийский дом как воплощение идеи Отечества, за которую его подданные готовы проливать кровь и умирать— Династия, правящий дом, должна быть отделена пропастью от своих подданных; ни одному из них, на какую бы высоту он ни поднялся, не должно быть позволено пользоваться такими же почестями, как даже самому младшему из эрцгерцогов... Император — глава династии, ее судья, ее суверен, и ее члены должны выражать ему почтение и быть его преданными слугами, подавая пример всем подданным; сами они не являются и не могут быть подданными в полном смысле слова, поскольку каждый из них обладает правами на престол в соответствии с установленным
Многие из этих ультраконсервативных идей, уходящих корнями в терезианскую, если не более раннюю эпоху, были созвучны мыслям и настроениям Франца Иосифа. Однако, в отличие от своего двоюродного дяди, император был (вернее, с течением времени стал) человеком компромисса. Он с огорчением наблюдал, как сама история уничтожает ту социальную и психологическую пропасть, которая еще при Франце действительно существовала между австрийским домом и его подданными и о сохранении которой так пекся эрцгерцог Альбрехт. Сопротивляться переменам было невозможно, поскольку в эпоху парламентских дебатов и свободной (хотя бы отчасти) прессы даже Габсбурги не могли оставаться для своих подданных полубогами, сидящими где-то на сияющих вершинах наследственной власти. К тому Же в частной жизни многие представители династии давно предпочитали аристократическому стилю мещанский, буржуазный, и это еще больше способствовало превращению членов австрийского дома из вознесенных над толпой фигур с композиций эпохи барокко в первую семью государства. Первую, но все же не более чем семью, со своими проблемами, дрязгами и «скелетами в Шкафу», которые часто становились предметом всеобщего обозрения и обсуждения. Габсбурги никогда не были демократами, но и играть роль небожителей в конце XIXв. у них не оченъ-то получалось.
Для себя Франц Иосиф избрал ту самую роль патриарха, о которой писал эрцгерцог Альбрехт, однако исполнял эту роль император с гораздо меньшей суровостью, отстраненностью и непреклонностью, чем считал нужным его родственник. Поведение Франца Иосифа по отношению к членам семьи, все чаще выбивавшимся из рамок династической традиции, определялось непрестанной борьбой, которая шла в душе императора между чувством долга, верностью раз и навсегда усвоенным правилам — и снисходительностью, которая подпитывалась сознанием того, что и он сам «не без греха». Один из скандально известных Габсбургов, Леопольд Волъфлинг, начинавший жизнь как эрцгерцог Леопольд Сальватор и впоследствии отказавшийся от прав члена династии, в своих подчеркнуто критических мемуарах называл Франца Иосифа «судьбой и роком» и даже «Немезидой собственной семьи». С этим трудно согласиться: к эрцгерцогам и эрцгерцогиням, нарушившим отчасти формальный, отчасти неписаный кодекс династического поведения, император часто бывал суров, но практически никогда — безжалостен.
Понятия долга и чести не были пустым звуком для Франца Иосифа, и потому он не мог закрывать глаза на поступки родственников, которые, по его мнению, шли вразрез с этими понятиями. В то же время стареющий император все чаще шел на уступки эрцгерцогам, не желавшим вести себя в соответствии с династическими канонами. Когда в 1900 г. наследнику престола Францу Фердинанду удалось добиться у Франца Иорифа разрешения на морганатический брак с графиней Софией Хотек, стало ясно: мечты эрцгерцога Альбрехта об австрийском доме, вознесенном над своими подданными, навеки останутся консервативной утопией, вызывающей у потомков лишь грустную улыбку.
Впрочем, могли быть беспощадным судьей своих родственников человек, чьи отношения с собственной женой и сыном не только были далеки от идеальных, Но и стали причиной растянувшейся на десятилетия семейной драмы, финал которой судьба — по-настоящему безжалостный режиссер — отметила двумя убийствами и одним самоубийством ?
* * *
21 августа 1858 г. в Вене гремели пушечные залпы: столица Австрийской империи салютовала младенцу, которого произвела на свет императрица Елизавета. Третий ребенок императорской четы был наконец-то мальчиком, наследником габсбургского трона. Его назвали Рудольфом — и это имя, навевавшее воспоминания о Рудольфе I, родоначальнике императоров и королей из династии Габсбургов, будило смутные надежды на обновление древней монархии, которое начнется через много лет, когда этот младенец, едва попискивавший в своей колыбельке, подрастет и сменит своего отца на престоле. Впрочем, среди коронованных Рудольфов, предков малютки кронпринца, был и Рудольф II — пражский затворник, чудак-меланхолик, покровитель наук и искусств, плохой политик и несчастный человек... Как показала жизнь, сын Франца Иосифа имел гораздо больше общего с этим Рудольфом, чем с Рудольфом Старшим.
Очень скоро многим стало казаться, что из наследника престола, как когда-то из Иосифа II, выйдет «революционер на троне». Кстати, из всех габсбургских монархов именно Иосиф привлекал наибольшее внимание юного Рудольфа, который в 1876 г. написал об этом государе нечто среднее между историческим рефератом и панегириком. Эрцгерцог Альбрехт, ознакомившись с творением родственника, огорчился и попытался наставить Рудольфа на истинный, т. е. консервативный, путь. Однако старания эрцгерцога пропали даром: либерализм стал политическим кредо кронпринца. Впрочем, истоки бунтарства Рудольфа, очевидно, следует искать не столько в прослушанных им лекциях венских профессоров и дружбе с журналистами либеральных газет, вроде издателя популярной «Нойер Винер тагблатт» Морица Сепса, сколько в характере самого кронпринца и специфической атмосфере императорской семьи.
Детство и юность Рудольфа могли бы стать благодатным материалом для психоаналитического исследования. Талантливый, не по годам развитый мальчик, увы, унаследовал от матери Расшатанные нервы Виттельсбахов. На это несчастливое наследство наложились негативные последствия солдафонских экспериментов его первого воспитателя генерала Гондрекура и раннее приобщение к жизненным удовольствиям, к которым — прежде всего женщинам и алкоголю — принц стал проявлять прямо-таки ненасытную тягу. Но главное — отношения с родителями, во многом определяющие психологический облик любого человека, у наследника не были нормальными. Елизавета, то отсутствующая, то предающаяся меланхолии, оставалась для него вечной загадкой. Рудольф стремился понять мать и сблизиться с ней, но в силу особенностей характера императрицы так и не смог найти дорогу к ее душе. Отец, погруженный в государственные заботы, замкнутый и на первый взгляд лишенный душевной теплоты, так и не стал для принца по-настоящему родным человеком. Их переписка носит дружеский характер (с неизменной сыновней почтительностью со стороны Рудольфа), но темы этих писем удивительно однообразны: это охота, парады и учения. Самыми близкими людьми в семье для наследника стали сестры, Гизела и Мария Валерия.
Либерализм, так и не вылившийся у Рудольфа в сколько-нибудь стройную политическую концепцию, был отражением психологического протеста кронпринца против габсбургских условностей и ритуалов, против сковывающей, лицемерной атмосферы в семье, против несчастных особенностей собственного характера — страха, нервозности, неуверенности в своих силах, которые с юных лет подтачивали душевные силы Рудольфа и в конце концов привели его к роковому решению.
«Австрийский Гамлет», несомненно, был одним из наиболее одаренных Габсбургов. Его перу, помимо статей и трактатов на исторические и политические темы (большинство из них было опубликовано анонимно, и Франц Иосиф не догадывался о том, кто является автором этих проникнутых оппозиционным духом текстов), принадлежат научные труды по орнитологии, которой Рудольф серьезно занимался. В 1885 г. при авторском и редакторском участии наследника начала выходить 24-томная энциклопедия «Австро-Венгерская монархия словом и образом»-Кронпринц знал толк в музыке, разбирался и в военных вопросах. Но все его дарования производят впечатление какой-то неупорядоченности,
носят отпечаток хаоса, который царил в душе Рудольфа и с годами только усиливался.
Он был крайне непоследователен во всем. Стремился стать образцовым офицером (вначале в Праге, где служил в пехотном полку, затем в Вене, где был инспектором сухопутных войск), но вел образ жизни, весьма далекий от установок воинской дисциплины. Дружил с венской либеральной интеллигенцией, среди которой было немало евреев, но не раз отпускал замечания, антисемитскому духу которых рукоплескал бы и Карл Люгер. Сознавал всю величину ответственности, которая однажды ляжет на его плечи, но словно бы сгибался под ее тяжестью, стараясь забыться на охоте, в попойках и беспорядочных связях с женщинами, от придворных дам до проституток.
Он уважал, может быть, в глубине души даже любил отца, но одновременно ненавидел его — за вечную холодность и консерватизм, за суровую самодисциплину, которой он, Рудольф, был начисто лишен, за то, что не подпускает его, наследника, к государственным делам... Кронпринц отлично видел недостатки Франца Иосифа и не щадил его, создав в одном из писем злую словесную карикатуру: «У нашего императора нет друзей, весь его характер... не допускает этого. Он в одиночестве стоит на вершине, говоря с теми, кто служит ему, об их обязанностях, но избегая настоящего разговора... Он мало знает о том, что думают и чувствуют люди, об их взглядах и мнениях... Он верит в то, что мы живем в одну из самых счастливых эпох австрийской истории... В газетах он читает лишь отчеркнутое для него красным карандашом... Он отрезан от всех человеческих контактов, от любого непредвзятого мнения. Было время, когда императрица говорила с императором о серьезных вещах, высказывая взгляды, диаметрально противоположные его собственным. Это время прошло... Сейчас он снова окунулся во времена бабушки (эрцгерцогини Софии. — Я.Ш.) — набожный, жесткий и подозрительный».