Шрифт:
Ольга Ципина
Автостоп и не только">
Понедельник.
Я решила все-таки пойти на урок иврита - хватит прогуливать. И надеть штаны - ведь все студентки в джинсах. Правда, автостопить лучше в юбке - быстрее берут, но пойду на автобус. Пока собиралась, идти на автобус стало уже поздно. Голосую перед светофором, и берет меня первая же машина. Там крепкие ребята с бычьими шеями, один негр. И погнали они со страшной силой, а я гадаю -
Голосую дальше. Осталось пол-пути и никто меня не берет. Подвозят обычно религиозные евреи в кипах и с пейсами, их называют тут "дати" - а в джинсах я для них чужая, инопланетянка.
В конце концов останавливается мавшина. Там пожилой, смуглый араб. Он довезет меня не до города, но до какого-то перекрестка иперед ним - ладно, может там больше автобусов. Как всегда, расспрашивает - кто я, откуда, давно ли здесь. Да, Россия, Москва, художник, живу то там, то здесь. Да, замужем (и руку с кольцом поверх сумки), муж работает в НИИ и там же курс иврита, вот на урок еду.
– А ты, у тебя есть семья? - (У всех арабов есть семья и много детей).
Говорит, нет, я разведен.
– Дети?
– Нет. (Очень странно)
Он учитель арабск. языка в школе. Говорим о детях, какие они сейчас, какие были 10 лет назад. Интеллигентное,хотя чуть обрюзгшее лицо, благородная профессия... Приятный араб.
– Тебе надо будет от поворота взять другую машину
– Хор., спасибо. Берусь за ручку двери.
– Нет, еще не сейчас.
– Хор.
Дальше начинается обычная песня: хочу найти девушку русскую, как ты.
– Я замужем.
– Подруга есть?
– Она хочет христианина.
– Это для меня не проблема (?)
Куда -то мы едем не туда. Незнакомые повороты, развязки шоссе.
А вот контур цементного заводика, хорошо мне знакомый. И город вдали. Но это Рамле, а вовсе не Реховот, куда я вообще-то ехала, блин!
А этот поганец продолжает:
– Дай свой телефон...
– Мужу не понравится.
– Ты можешь на этом повороте взять машину до Реховота.
Нет слов, буквально! Перехожу на английский.
– Здесь нельзя голосовать, видишь, нет ни тремпинга, ни остановки. Раз уж ты меня сюда завез, вези в Рамле, там есть маршрутка и автобус.
Делает вид, что не не понимает английский. Приходится искать слова на иврите.
Проехали еще немного. Показывает мне на другую сторону дороги:
– Вот видишь - маршрутка! Она идет в Реховот. А за ней остановка.
– Спасибо.
Вылезаю. Говорить ему, что он свинья - какой смысл? Скорее всего, он знает. Сама виновата, дура. Перехожу на другую сторону. Остановки никакой нет, конечно, но до автостанции уже недалеко. Звоню мужу:
– Ты как через Рамле ездишь в Реховот? Меня тут чуть не украли. Помнишь, я в тот раз голосовала в брюках, меня тоже не туда завезли?
Автобус еле ползет, и я опаздываю на урок. Интересно, за кого этот поганец меня принял?
В Реховоте уже темно. Муж ждет меня у проходной Института Вайцмана. Для меня тут всегда ночь, потому что ульпан вечером, после рабочего дня, в основном для иностранных сотрудников и студентов. Фонари, полуосвещенные газоны, огромные деревья с табличками, свет в окнах зданий, которые для меня почти одинаковые. Напротив ульпана - фонтан. Тут не заплутаешься.
Вторник
Вчера я решила (1) быть счастливой, (2) самостоятельной. Перед сном приготовила краски, холст, треногу - походный мольберт. Мне надо выйти с мужем, чтобы он дотащил это все до поворота, а дальше я сама. Надо бы мне написать несколько новых пейзажей для выставки. Еще немного пасмурно, 8 утра, но я надеюсь, что солнце растопит облака.
Вот поворот на Иерусалим. Ему на работу в Институт, а мне тоже на работу, если так можно назвать это счастье.
Долго идти по автобану нельзя - кусты вылезают на асфальт, и их не обойдешь. И я лезу на крутой склон. За полосой насаждений и колючей проволокой - ура!
– природа: просто маки в мокрой траве, просто колючий низкий кустарник. На зеленом холме - черные, причудливо кривые стволы и ветви все в розовых цветах - это миндаль. Прошлогодние орехи еще висят между цветов, они сладкие. Вдали открываются гряды Иерусалимских гор - чем дальше, тем голубее. Тропинка спускается по лугу цвета флюоресцентной зелени, как молодой салатный лист, подсвеченный солнцем, как зелень витража на просвет. Как если бы солнце было зеленым и покрывало землю.
В конце луга над тропинкой дерево, как страж,а дальше обрыв и туман фиолетовый. Из тумана проступает дальний лес за пашней и волны тающих гор. Становится жарко, и я плавлюсь на этом салатовом солнце молодой травы. На холсте по контрасту с этим счастливым безумным цветом все становится фиолетовым - и лес, и пашня, и горы.
В монастыре на соседнем холме пробили полдень. Я вроде закончила, но контраст цветов получился - вырви глаз, а кактусы на переднем плане вообще черные. А какие они могут быть еще на фоне зеленого солнца. Посмотрела, решила смягчить контраст - не все же рисовать, как видишь! Да никто и не поверит, решит, что у меня дурной вкус.
А дома, открыв картину, увидела, что ничего не осталось в ней от той фантастической реальности. Успею ли я прийти написать это снова, пока трава не утратит свою нежную прозрачность и сияние?
У меня еще полтора часа до литургии. Сейчас я могу подправить икону, раз не удалось передать ее заказчику. В комнате уже темно, а во дворе косые розовые лучи солнца ложатся на стол. Пока солнце краснеет и спускается в развилку сосны, я переделываю лик. Пучки седины в бровях у переносицы придают лицу святого странное, немного страдальческое выражение. Мне хочется это смягчить. А также уточнить многие линии и цвета - при комнатном освещении я много не заметила. На столе две банки с водой - в одной я мою кисточки, в другой стоит цветущая ветвь миндаля. Мне отдала ее мать Елена после воскресной поездки по соседним полям.
На литургии я еще полна зеленого сияния луча и благодарности за него. И, кажется, Бог рад, что я оценила Его щедрость и красоту - не зря он работал над отделкой этого мира. И от нас Он тоже хочет совершенства. Святости.
Среда
Я стала собирать с вечера свое рисовальное хозяйство. Спросила мужа, не поедет ли он на работу следующим автобусом, чтобы проводить меня на виноградники. Я вчера там следующий пейзаж присмотрела!
– Ну, не знаю, вряд ли, работы много, разве что выйти пораньше...