Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара
Шрифт:
— Ладно, я хотел, чтобы вы еще взглянули на узел на ноге у той лошади, — протянул он, — но насколько я понимаю, этим мы можем заняться и завтра вечером. А тем гончим, что в ограде, нужно сделать прививки от бешенства и дать глистогонное. И еще я хотел с вами обсудить, когда лучше купить несколько бычков на откорм…
Его губы все еще продолжали шевелиться, но я уже запустил мощный восьмицилиндровый двигатель и с ревом вылетел на шоссе. Было ясно, что Санни не имеет
По дороге я спрашивал себя, много ли найдется на свете людей, кому удалось снять с себя грязный комбинезон, сидя за рулем грузовика, и при этом не угодить в канаву. Не рискнул бы рекомендовать этот трюк каскадерам-любителям, но в тот вечер я успешно справился с ним, пока мой грузовик пулей летел к школе. Прибыв с большим опозданием, я подкатил прямо к входу в зал, бросил машину так, что она перекрыла дорогу, и ворвался в дверь как раз в тот момент, когда публика аплодировала Молли Джексон, закончившей свое выступление.
Следующей была Лиза. Глядя, как она шагает по сцене к роялю, я затрепетал от гордости.
— Разве она не самая прелестная девочка на свете? — умилялся я, глядя на дочь.
На Лизе было пышное желтое платьице и крошечные туфельки с ленточками, а волосы стянуты в конский хвост. Ян всегда любила ее наряжать.
Лиза села на табурет, придвинула его к роялю и начала играть — уверенно и сосредоточенно. Пьеса была простенькой, но в тот момент я так волновался и гордился дочкой, что она казалась мне всемирно известной пианисткой, повергающей в трепет толпы любителей музыки. Бесконечные домашние упражнения, бесчисленные ошибки, от которых она впадала в отчаяние, — все это кануло в небытие, едва ее пальцы опустились на клавиши концертного рояля. Я видел, как Ян, сидевшая в первом ряду вместе с Томом и Полом, качает головой вверх и вниз в такт движению пальцев Лизы.
— Вот ради чего стоит жить! — промелькнуло у меня в голове.
Я был рад, что в зале темно и другие запоздавшие зрители, стоявшие в дверях, не видят, как у меня вдруг заблестели глаза.
Наконец пьеса окончилась, и Ян зааплодировала так, что в буквальном смысле чуть не отбила себе ладони. Лиза встала, сделала реверанс и стремительно убежала за кулисы. Однако перед тем как скрыться за занавесом, она бросила взгляд в сторону двери, где я стоял, и помахала мне рукой. Она видела, что я не опоздал!
Едва закончился концерт, как Лиза спустилась со сцены и подбежала ко мне.
— Как я сыграла, папа? — взволнованно спросила она.
— Великолепно, дорогая. Ты добилась серьезных успехов, радость моя!
— В конце я два раза сфальшивила. Знаешь, там самая трудная часть.
— Я не заметил. По-моему, все было чудесно.
Через несколько часов я сидел на крыльце нашего дома — в темноте и одиночестве — и размышлял.
— Меня балует судьба, мне улыбается удача, — думал я. — Моя практика процветает и продолжает разрастаться, мои клиенты — честные, хорошие люди, истинная соль земли. Разумеется, по меркам большого города мой доход может показаться скромным, зато дорога от нашего дома до клиники занимает всего две минуты, а поздно вечером — всего полторы, потому что нет необходимости тормозить на светофоре. В Батлере никто не слышал о преступности, и мы, как и многие другие горожане, никогда не запираем двери.
Мне вспомнились слова моего друга Карни Сэма Дженкинса, местного философа и эксперта в международной политике: «Только три вещи на свете действительно имеют значение: семья, доброе имя и здоровье. Все остальное чепуха». Следующими в его списке самых важных вещей были друзья и автомобиль.
Карни Сэм прав — на первом месте действительно должна быть семья. Жизнь наградила меня любовью чудесной женщины, ставшей не только женой, но и другом, самым объективным критиком и отличной матерью наших детей. Я не смог бы прожить без ее поддержки. Даже спрингер-спаниель Мисси и кот Джинкс, казалось, искренне радовались возможности считать себя членами нашей семьи.
Мне повезло и в том, что будучи сельским ветеринаром, я мог приобщать к работе своих детей. Том начал выезжать со мной с трехлетнего возраста, он носил стетоскоп и лекарства и выполнял несложные поручения. Одним из первых был вызов на молочную ферму Джона Диллона, куда мы с Томом приехали лечить корову, заболевшую маститом. Помню, как сын стоял на перевернутом ведре, держа в руках флакон с кальцием, с бульканьем перетекавшим в яремную вену коровы.
Потом занялись ветеринарией Лиза и Пол, которые с не меньшим удовольствием учились обращаться с животными и разбираться в их недугах.
— Почему бы вам не захватить с собой ваше молодое поколение? — предлагали порой фермеры, звоня мне в клинику. Это означало, что их молодое поколение хотело повидаться с моим, чтобы поболтать и поиграть, пока взрослые заняты.
Я счастлив, что все так сложилось. Работа не только доставляет мне радость, но и служит хорошим примером для детей. Моя обязанность — лишь предупредить их, какие из ветеринарных проблем считаются запретными и не подлежат публичному обсуждению.