Айрин, Эйнри и остальные. Книга 1
Шрифт:
— Ну, уж нет, госпожа! Так вы его вконец избалуете, право слово! — Сабина от возмущения даже привстала с кресла. — Он вел себя дерзко. Даже для раба, которому позволяется выражать свои эмоции, он их выразил слишком явно. И если вы сами его не накажите, то это придется сделать мне, как главной управляющей. А так как я не имею привычки наказывать рабов индивидуально, то мне придется высечь его при всех…
— Госпожа, пожалуйста! Накажите меня сами!
Парень упал на колени и в его голосе появились испуганно — просительные
— Хорошо, я его накажу сама, так как считаю нужным, теперь все довольны?!
— Старая госпожа предпочитала всем видам наказания хорошую порку. Наказывают рабов на рассвете, а ночь он должен простоять пристегнутым к вашей кровати. Ему ведь надо дать время, чтобы подумать над своим поведением и как следует раскаяться, как вы считаете, госпожа?
— Как я считаю? Я считаю, что его не за что наказывать, но с правом выбора у меня ведь очень напряженно? Значит, пусть будет так, как считаете правильным вы.
Довольная Сабина встала около окна. Эйнри, встав, подошел к ней и снова был поставлен на колени, спиной к спинке кровати.
— Ползти на коленях надо, избалованный щенок! — и Сабина влепила ему пощечину, со всего размаха. Потом руки юноши она привязала к кровати той же веревкой, которая до этого уже использовалась для фиксации наложника. Эйн позволял делать с собой все, что Сабина считала нужным. Лишь когда его руки были подняты вверх и туго перетянуты, он сильно закусил губу и обреченно вздохнул.
— Я положила на стол учебники старой госпожи, полистайте их в свободное время. Спокойной ночи, госпожа! Приятных сновидений!
Когда дверь за Сабиной закрылась, Айрин подошла и присела рядом с братом.
— Ну и зачем тебе понадобилось хлопать дверью?
— Так получилось, госпожа, — прошептал он, отвернувшись к стене и смотря в пол.
— То есть, на самом деле ты не хотел хлопать дверью?
— Нет, госпожа, не хотел… Я хотел просто тихо уйти в спортивный зал и разнести там все, что можно.
— Неужели ты ревнуешь?!
— Раб? Свою госпожу? О нет… Мне просто горько, обидно и я ничего не понимаю. Но это мои трудности и я не имел права так откровенно демонстрировать свои переживания.
— Что именно ты не понимаешь?
Нежно, за волосы челки, повернув голову юноши к себе.
— Почему госпожа выбрала Сайни?
— Потому что он мой наложник. Раб в моем гареме. Логично?
— Простите меня, госпожа…
— Понятно. Не логично. Хорошо, в каком именно месте случилось расхождение между нашими представлениями о случившемся?
— Простите, госпожа?
— Почему я не имела права выбрать себе раба из гарема и спокойно его использовать?
— Это я не имел права хлопать дверью, госпожа. Простите меня…
— Вот ведь как у тебя по кругу песню… Хорошо, поставим вопрос по-другому. Почему, когда я выбрала этого несчастного наложника, тебе стало обидно?
— Он не несчастный, раз вы его выбрали! — возмущенный взгляд глаза в глаза, и тут же снова парень начал изучать пол. А потом прошептал, с тяжким вздохом:
— Я опять сорвался, госпожа! Простите…
— Повторяю свой вопрос!!!
— Потому что… посмел надеяться… что вы захотите использовать меня… а когда вы пошли выбирать раба в гареме, подумал, что не соответствую вашим вкусам… хотя я обычно хорошо чувствую, когда женщине нравится мое тело… а когда вы выбрали Сайни… я… ничего не понял совсем… но это, конечно, не давало мне права… и вообще это не мое дело, понимать ваше поведение… простите меня…
С каждым словом голос все тише и тише, голова все ниже и ниже. Но на последних словах снова глаза в глаза и во взгляде такая детская обида от непонимания происходящего.
— Так, уже легче… Но песню надо сменить срочно. Я тебя прощаю и совершенно не сержусь за этот хлопок дверью. В конечном счете, ты не бил посуду, не ломал мебель, не кричал грубые слова, а всего лишь чуть сильнее хлопнул дверью, чем положено. При этом ты искренне раскаиваешься в содеянном, правильно?
— Да, госпожа… Обещаю, что подобного больше не повторится и приложу все усилия, чтобы восстановить прежний контроль за своими эмоциями. Я постараюсь… Очень…
— Отлично. А теперь вернемся к нашим баранам. Тебе совершенно правильно казалось, что ты мне нравишься. И Сайни был выбран потому, что очень похож на тебя.
— А почему тогда госпожа просто не выбрала меня? — во взгляде парня появилось искреннее удивление и по-прежнему сохранилось полное непонимание.
— Потому что ты — мой брат.
— А почему госпожа считает, что Сайни ей не брат? Он же сын хозяйки Сабины.
— Ты хочешь сказать, что моя тетушка держала в своем гареме сына своей родной сестры?
— А что в этом такого? Да, его семя, как и мое, нельзя использовать для продолжения рода, но…
— У-у-у… Как у вас тут все запущено! Все, остановись, посиди, подумай о вечном… Мне тоже надо немного подумать. Кстати, а что я должна буду с тобой сделать на рассвете? Мне бы хотелось тебя наказать, если это до сих пор необходимо, до прихода нашей милой тетушки.
— То, что я искренне признал свою вину, не отменяет наказания. Наказание закрепляет чувство раскаяния. В учебниках все это подробно расписано. Старая госпожа мне часто отрывки оттуда зачитывала.
Айрин взяла один из учебников, скинула халатик и залезла под одеяло. Читать и просвещаться. Каждую главу приходилось прочитывать несколько раз, чтобы полностью проникнуться сложностью иерархического древа, всеми жизненными моментами, в которых раб мог быть неправ и системой наказаний за различные проступки. Но сначала она нашла в содержании главу "Стандартные наказания", пункт "Излишнее выражение своих эмоций" и прочла, что рабу в случае подобной провинности полагалось от 15 до 50 обычных по силе ударов.