Азбука семейной жизни
Шрифт:
Но в этот раз решили ее заменить.
Это четко читалось в нагло усмехающихся глазах члена правительства, того самого Волкова, который еще не стал первым…
Гиршман шел на ее место.
Всем было все равно.
Кому какое дело – кто открывает рот под фанеру – любовник Волкова, или любовник кого-то еще. Бордель в полном составе.
Такое было впервые.
Публика…
Неужели это совсем лохи? Неужели им без разницы, поет человек, или трясет своей использованной попкой? Неужели
Или сами зрители стали абсолютно бездушными? Смотреть на мальчиков, открывающих рот под чужие фонограммы!
Все-таки пора уходить. Или она не выдержит. И кого-то просто потрясет за грудки.
А всем было все равно. А она, как полная дура, покрывала весь это беспредел.
Беспредел российской сцены.
Она вспомнила, как совсем недавно к ней пришел директор «Звездного зазеркалья».
Юрий Милюта убедительно и долго, потея лицом и ладошками, слащаво говорил о столе и щенках.
Что это была за присказка. Какой-то бред. К чему он ей –то все это говорил?
Про щенков, что отбираются для… чего там он отбирал щенков? Ах да, он рассказал, как отбирают щенков для направляющих в упряжке.
Щенки, ползающие по столу. Кто не свалится – тот и направляющий. Его воспитывают отдельно.
– Интересно – кто в «Звездном зазеркалье» щенок?
Направляющий, конечно, Гиршман. Он всем правил. Его кузен. Одна стриптизерша на двоих. Один на воле пользовался Офелией, другой в «Зазеркалье».
Хорошие направления у нас…
Элла… не будь старухой… занудство все это… ну пусть, пусть…
Что пусть? Щенки на столе.
А что – хороший образ…
Только, кто пустил щенков на стол?
Дерьмо, кругом сплошное дерьмо.
Ммммррразь, – смачно выругалась про себя Элла.
В коридоре все еще громко кто-то разговаривал. Что там такое. И так долго. Она прислушалась. Это был голос Максима.
Она неохотно застегнула молнию на сапогах и вышла.
Палкин стоял перед двумя молодыми женщинами и что-то тихо говорил им. А они громко вопили в ответ.
– Что тут происходит? – Элла сразу признала этих двух женщин.
Уже месяца два они постоянно появлялись рядом с Максимом. Они не пропускали ни одного его концерта, или съемки.
Элла медленно подошла к ним, стараясь двигаться как можно величественнее.
– Вы кто такие, – начала она издалека, хотя вдруг поняла, что зря, совершенно зря она вступила в этот разговор. Ничего она не выиграет, а только потеряет. Прошлого не вернуть и, вот, даже и Палкин, если захочет – уйдет. – Я вас предупреждаю. Чтобы не видела вас рядом с Максимом больше никогда.
Вот это я зря сказала, – сразу пожалела Разина. Что за ерунду я несу. Какое мне дело. Это истерика. Не иначе, это уже истерика. Надо уходить.
Она посмотрела на Палкина. Он стоял, как провинившийся школьник, тихо, не смотря, или старясь не смотреть ни на кого.
О чем я думаю. Что тут решать. Тут не я решаю. Скоро уже и так уйдут меня, Гиршман сейчас приедет, и… сколько мне еще концертов отыграть.
Может, сегодня я в последний раз в качестве художественного руководителя, в последний раз выйду на сцену, В последний раз что-то решаю.
Впрочем, а что я вообще решаю?
– Максим нас не гонит, – ответила одна из поклонниц.
– Это пока, – усилила голос примадонна, показывая на обвисшую фигуру Палкина.
– Фамилию вашу можно узнать? – не нашел ничего лучшего этого вопроса вдруг оживший любовник.
– Максик, ты же знаешь нас, – фанатка смотрела обожающе.
Элла Владимировна теряла терпение.
– Во-первых, не тыкайте, – начала было она.
Но ее тут же прервали. Фанатку тоже понесло.
– Во-первых, не вмешивайтесь.
– Если вы больные, девочки, если вы больные, – примадонна не хотела уступать, но мысленно уже ругала себя на чем свет стоит. С больными не разговаривают. Разве не так. А где найти здоровых, усмехнулась она про себя. И потом, почему Максим с ними тут так долго стоял?
– Мы с консерваторским образованием. Мы музыкальные критики, – достоинство так и выпирало из девушек.
Элла Владимировна попыталась изобразить на лице искреннее презрение. Но мысли были заняты другим, а играть не получалось.
– Да посмотрите на себя в зеркало… пару раз, – махнула рукой примадонна и пошла в комнату с монитором.
– Ты сама на себя посмотри, – пронеслось вслед, но это было уже за пределами добра и зла.
Посмотреть на себя… У кого получается посмотреть на себя со стороны? Элла усмехнулась. Все мы либо переоцениваем себя, либо страдаем комплексами. Или состоим из смеси…
– Как твоя фамилия? – раздалось уже где-то сзади… Максим пытался сохранить лицо…
В гримерке перед монитором стояла Лора Краснельщикова. Жена, друг соратник… Еще одна начальница телевидения.
Элла неприязненно посмотрела на нее. Тоже мне, командирша.
Белый воротничок на черном строгом платье Лоры был главной загадкой ее манеры одевания. То ли это был символ монашества и строгого обета, что при таком муже – гуляке, было несколько неуместно… Хотя… Гулял-то муж. Знала ли она… Должна была знать. Чтобы сидеть таким начальником на голубом экране и быть непорочным…
Почему Краснельщикова из себя строила такую непорочную монашенку – было непонятно…
Хотя…
Может, смысл белого воротничка и черной одежды был в другом? Может, она и вправду вообразила себя наставницей в «Звездном зазеркалье»?