Азиатская Европа (сборник)
Шрифт:
Лицо тюрка вырисовывалось и здесь — в непостоянстве поступков, его настроение менялось, как погода весной. Но делал он только то, что хотел: своим поведением Исавры сами уничтожали себя, сами подрывали свой авторитет. Они отчаянно боролись за власть друг с другом, не уступая ни в чем. В желании царствовать сыновья устраивали заговоры против отцов, их ослепляли, лишали языка… Было все, если, конечно, верить написанному. О личной жизни правителей, которые сотрясли мир, всегда и всюду пишут противоречиво. Клевета, как известно, склонна к преувеличениям.
Однако так или иначе, а дорогу на север из Византии проложили Исавры. Они!
…С приходом византийцев степи Европы заполыхали, как огромный костер, непонимание окутало Дешт-и-Кипчак, предательства душили его. Византийцы разделяли и властвовали, улыбка не сходила с их лиц, то, что не удалось им на Ближнем Востоке, наверстывалось в Великой Степи. Шло массированное идеологическое вторжение. Первая его атака, начавшаяся при Исаврах, была разведкой, после нее греки перешли к настоящей осаде.
Чем опасно идеологическое вторжение? Тем, что не бывает быстрым и видимым, оно, как проказа, тянется годами и десятилетиями, всю жизнь, поражая один орган за другим. Враг не обозначает себя, он может быть в маске друга, лучшим советчиком. Стоять рядом. Его оружие — слово, перерастающее в слух, сплетню, оговор, вражду. И золото, которое рыхлит почву для слухов, сплетен, оговоров, вражды.
Греки старались вроде бы из самых лучших побуждений. С добрыми намерениями, которыми все колонизаторы оправдывали свои начинания…
По-настоящему христианизацию Дешт-и-Кипчака начали с детей, их пригласили на учебу в Константинополь, что сходилось с тюркским обычаем отдавать сыновей в чужие семьи на воспитание. Тут преуспела Великая Булгария, ее посланцу Симеону византийцы оказывали особые почести, воспитывали как будущего царя — в императорском дворце, со всеми знаками внимания. Как само собой, юноше привили христианское мировоззрение. Вернее, не дали тюркского.
Вряд ли надо спорить об этнической принадлежности дунайских булгар (не путать с болгарами!). Это — тюрки, верившие в Тенгри. Их быт, обычаи, внешность, имена были кипчакскими, что не отрицает никто из серьезных историков. Например, Э. Гиббон связывает их прошлое с волжскими булгарами. Утверждение в целом правильное, но продиктованное, скорее, топонимическим сходством терминов, чем общим этническим их содержанием…
У западных историков этнография Восточной Европы выглядит диковато и путано. Понять, кто есть кто, порой нельзя, настолько велико число «племен» и «народов», участвовавших в событии. Эти «народы» неизвестно откуда появлялись и неизвестно куда исчезали. Но, открыв «Гетику» Иордана, нетрудно заметить: под булгарами (Bulgares) он подразумевал тюрков, поселившихся в Причерноморье и пришедших с востока. Этнонимы «готы», «гунны», «скифы», «булгары», «тюрки» в раннем Средневековье не отличались, это один и тот же народ. Об этом вновь напоминает фраза из византийского документа 572 года: «В это время гунны, которых мы обычно называем тюрками…»
Еще выразительнее, на наш взгляд, имена предводителей булгар. Например, хан Кубрат и его сыновья Батбаян, Котраг, Аспарух. Или такие родовые имена «булгарской орды», как Куригур, Ерми, Кувер, Кацагар, Дуло… Этимология здесь говорит сама за себя, она явно тюркская.
Став каганом Великой Булгарии, этот ученик вроде бы все забыл. Он не раз беспокоил своих учителей военными походами, разорением (у кипчаков умение добыть военные трофеи не считалось зазорным). Симеону все сходило с рук, ему прощали и недозволительное. Будто специально… Тогда он задумал покорение Византии, нашел союзников у мусульман, решился на осаду Константинополя. Еще шаг, и Булгария достигла бы величия.
На личном свидании с византийским императором молодой каган продиктовал условия мира. Его выслушали и тихо спросили: «Исповедуете ли Вы христианство? Если исповедуете, то воздержитесь от пролития крови ваших единоверцев… А не жажда ли богатства побудила Вас отказаться от благодеяний мира? В таком случае вложите меч в ножны, протяните руку, и я удовлетворю Ваши желания во всем их размере». И каган-победитель осекся, он уже не был ни воином, ни правителем. Он почувствовал себя тайным подданным Византии, его душа, оказывается, давно была продана, зерна чужой веры лежали в ней, они неудержимо пошли в рост.
Примирение пообещали скрепить семейными узами…
Так за горсть золота и пару ласковых слов греки оседлали Булгарию, соседа Византии. Вместо бывшего каганата Дешт-и-Кипчака, раскинувшегося от Кавказа до Балкан, вскоре остался клочок земли — сегодняшняя Болгария, которая граничит сама с собой, зато это была христианская страна. Правда, при жизни и после смерти Симеона булгары не раз брались за оружие, кабальный союз с Византией тяготил их, но почва уже была распахана: византийцы, узнав булгар, проникли в их жизнь и беспрепятственно хозяйничали в их душах.
…А все началось, конечно, раньше, в 852 году, когда власть в стране оказалась в руках некоего хана Богориса (Богура), отца Симеона. Разумеется, тюрка. Как он оказался у трона? Это очень темная история, к царской династии тот род не имел и малейшего отношения. За его спиной стояли греки, которые знали, что золотые стрелы всегда попадают в цель, — золота они не жалели. В пылу борьбы за власть Богорис (известный ныне как князь Борис) по научению греков провел реформу булгарского общества, уравняв в правах всех своих подданных. Он отказался от сословного деления. Рабы и вольные стали на равных…
Лучшего способа разрушить страну, пожалуй, и нет. Свобода, равенство, братство — это всегда трагедия, которая дает лишь иллюзию свободы, равенства, братства. В реальной жизни так никогда не бывает.
Алтай учил: «народ разорится, если богатый и бедный станут равными». Греки руками Богориса били в самое сердце народа. «Демократизация» тюркского каганата лишала его национального лица. Только так греки могли проникнуть в чужую страну, когда все равны и все одинаково бесправны… Народные традиции, оказывается, сохраняют здоровье общества. Или убивают его.
Сословное деление было защитой народа.
Естественно, булгары ответили на греческие реформы бунтом, но Богорис стоял наготове, он нашел поддержку у тех, кто вообще не имел прежде прав в обществе и кому эти реформы были выгодны. У вчерашних рабов, у черни. И — бунт захлебнулся. Но народ отвернулся от правителя, вставшего на сторону батраков, гордые булгары были раздавлены обрушившейся на них несправедливостью… Их жизнь перешла на новые рельсы.
Первой неуют в стране почувствовала бывшая знать, не понимавшая языка и поступков «болгар», она противилась их дикой морали. Тогда правитель обезглавил аристократию: пятьдесят две благородные семьи в одну ночь лишились мужчин. И — у Богориса не осталось конкурентов, он стал властителем, тираном. Руками рабов предатель совершил государственную измену, и ему сошло.
То был даже не переворот, оплаченный греками, а захват страны идеологическим оружием — словом. И подкупом, конечно.
Российский академик Федор Иванович Успенский, крупнейший специалист по средневековой истории, сказал о тех событиях очень точно, как о «перевороте, вследствие которого из тюркского ханства образовалось христианско-славянское княжество». Все, что случилось тогда, уместилось в одной емкой фразе: булгарским правам и учреждениям «нанесен был смертельный удар принятием христианства и последовавшим за тем государственным переворотом».