Азия на халяву (Азиатская часть СССР, 1986-97 гг)
Шрифт:
На всем протяжении российской истории свобода сохранялась на окраинах государства. Сперва ею наслаждались северяне-новгородцы, потом запорожские и донские казаки, сибирские первопроходцы, колонисты Камчатки и Аляски. Нередко любителей свободы даже отправляли туда насильно. При советской власти решено было окраины от страны изолировать. Сначала их назвали "территории, находящиеся под управлением НКВД", затем переименовали в пограничную зону. К 1985 году погранзона занимала примерно треть территории СССР и включала, например, Уренгой (600 км до Карского моря) и Норильск (2500 км до ближайшего иностранного государства). Попало в нее и множество интереснейших мест, от Командор до Куршской косы, и самые красивые уголки - например, Памир и Курилы. Каждый, кто хотел по-настоящему посмотреть страну, должен был найти способ проникать в погранзону. Впоследствии я такой способ нашел, но в то время, о котором идет речь, приходилось попадать туда довольно рискованными путями.
Иногда, чтобы побыстрее откуда-нибудь выехать, я сам "сдавался" знакомому пограничнику. Меня под конвоем отводили на заставу, плотно кормили и с комфортом везли в нужном направлении. Знакомый получал отпуск за поимку нарушителя, и все оставались довольны.
А вообще-то это, конечно, неприятно - чувствовать себя шпионом. Приставать к незнакомым людям, чтобы купили тебе билет на автобус (без пропуска не продадут), все время ждать проверки документов, знать, что каждый встречный может получить тридцать рублей, если на тебя настучит... В этот раз до Спасска-Дальнего доехал нормально, но потом пришлось соскакивать с автобуса чуть ли не на ходу - хорошо еще, вовремя заметил впереди КПП. Обойдя по широкой дуге опасный участок, несколько часов ловил попутку, чтобы ехать дальше, в итоге добрался только до какой-то развилки, а потом полночи пилил пешком до нужной деревни.
В селе все уже спали, кроме многочисленных собак. Дважды я прошел его из конца в конец, пока не встретил бича. Бич объяснил мне, где лагерь экспедиции, и через пять минут меня уже угощали добрые коллеги.
Следующий день был чудесен. Мы плескались в теплом озере среди цветущих лотосов, жарили лосося на вертеле и травили анекдоты. Гражданин начальник оказался веселым рыжим мужиком, крайне счастливым по поводу отъезда в город любимой жены.
Когда солнце село за низкие холмы, когда один из отчаянно красивых приморских закатов раскинулся в небе, словно тюльпановые поля цветоводческого совхоза "Наргиз" у подножия Тянь-Шаня, когда стих рев танковых моторов на соседнем полигоне и пьяные крики в соседней избе, Женя подошел ко мне и тихо спросил:
– Стрелять умеешь?
– Да!
– ответил я уверенно, как будто прожил всю жизнь на Диком Западе. Впрочем, в уточку в тире я иногда попадал.
Тут надо заметить, что в те дни я был совсем молод и в первый раз уехал один так далеко от дома, так что мне очень многому предстояло научиться. Всю жизнь я мечтал о путешествиях и приключениях, а в тот год впервые дорвался по-настоящему до того и другого. Страна Погранзона лежала передо мной, как Новый Свет перед Колумбом, а закат все менял краски, и маленькая сова кричала где-то вдали, напоминая о тайнах бесконечного мира...
"Что-то я расчувствовался, - проговорил Марко Поло, утирая непрошеную слезу, - давно это было... Итак, Индия..."
...Женя осторожно вел "УАЗик" по изгибам грунтовки, а я положил вертикалку на зеркальце заднего вида и ждал появления зайца в лучах фар ("разрешение на отстрел в научных целях есть," - сказал Женя, и я ему верю). Вот он! Пиф-паф, ой-ой-ой! Надо же, попал! Видимо, очень уж стыдно было промахнуться. Больше зайцев не встречалось, и Женя предложил:
– Тут кореш из зоны пришел, на пасеке работает. Заглянем, перехватим чего-нибудь.
"Медку поедим" - наивно подумал я.
Впереди появилась будка, окруженная рядами бидонов. Женин друг в памяти отсутствует начисто. Ни одного бидона с медом там не было - все содержали в себе различные сорта медовухи. Аралиевая, липовая, ирисовая и так далее. "А теперь, ребята, выпьем за свободу!"
Тихим предрассветным часом мы заползли в кабину и поехали обратно. Помню, Женя все пытался ехать побыстрее, я его уговаривал не торопиться, пока не уснул. "Я в этом году попадал в аварию дважды, лимит исчерпан" сказал начальник.
Разбудила меня жуткая тряска. Жени в кабине не было, машина полным ходом неслась под острым углом к дороге. Летая по железной коробке туда-сюда, я все же открыл дверь и выскочил. Мгновение полета - и я впечатался в заросший ежевикой склон кювета. "УАЗ" с оглушительным лязгом опрокинулся, а я откатился подальше и не то потерял сознание, не то уснул.
Было уже довольно светло, когда я открыл глаза. Рядом с разбитым вездеходом валялись сломанная двустволка, штормовка с дырой вместо спины и пробитый бидон из-под медовухи. Женя лежал в нескольких шагах и беззаботно храпел. Все его лицо, рубашка и трава вокруг были залиты кровью. Пока я до него дополз, он проснулся и с ужасом оглядел место катастрофы. Тогда я вытащил его из кювета и уложил на обочине. Обычно, когда в рассказе об этом случае я дохожу до слов "и вот я взвалил Женю на плечи и отнес к дороге...", восхищенные слушательницы спрашивают:
– А далеко пришлось нести?
– Не очень, - скромно отвечаю я, а про себя добавляю: "- метра три, но он был о-очень тяжелый..."
Меж тем начальник был в отчаянии. В экспедиции имелся штатный шофер, так что Женя вообще не имел права садиться за руль. Из его невнятного бормотания я мог различить только многократно повторяемое слово "тюрьма".
Из-за поворота появилась пара грузовиков. Видно было, как расширились глаза водителя первой машины. И тут, когда было уже почти поздно, в моем все еще замутненном мозгу сверкнула спасительная мысль:
– Женя, - быстро сказал я (уже завизжали тормоза), - мы ехали ночью, на дорогу вышел тигр, и мы, чтобы не сбить редкого зверя, свернули в кювет.
Вид у начальника был такой, словно он побывал у тигра в когтях. Лоб глубоко рассечен, несколько ребер сломано, глаз подбит. Я отделался сквозной дырой в ступне, трещинкой в шейных позвонках (тогда думал, что ушиб) и мелкими царапинами.
Версия оказалась довольно удачной и произвела на всех большое впечатление, но для ГАИ не подходила: очень уж много мы выпили. Когда пришел врач, я спрятался, а Женя сказал, что ехал на мопеде и упал с моста.
– Не верю!
– сказал врач, - ты с кем-то подрался. Если найду второго участника, сообщу в милицию.
Женю увезли в больницу, а мне пришлось лечиться самому. Деревенские девушки каким-то образом узнали, что это я так отделал начальника (у которого каждый бицепс был с меня толщиной) и прониклись ко мне огромным уважением.
Только через пару дней я смог выйти из поселка и прогуляться по тайге.
Понаблюдав с высокого берега за выдрой, ловившей в ручье раков, я бодро направился домой и был встречен улыбающимся милиционером.