Азуми
Шрифт:
– Да, да. Идите. Только не задерживайтесь надолго. – увлеченный беседой, отпустил меня Таши даже не взглянув на меня.
Нельзя! Кейнаши ничего нельзя! Нельзя первой заговорить с господином, нельзя дотронуться до него без разрешения, нельзя не подчинится, … Я до последнего надеялась, что Таши увидит, что я не хочу никуда идти с господином Тэмотсу, и откажет ему, но он так и не посмотрел на меня.
А вот Император посмотрел. Внимательно посмотрел. И, уверена, заметил и мой потухший взгляд после того, как Таши дал позволение на прогулку, и страх в моих глазах, но ничего не сказал,
– Ну вот, а ты сомневалась. Я же говорил, что он наиграется и передаст тебя мне, – уводя меня из зала, говорил кугэ Накаяма.
Мысли в панике метались, пытаясь найти хоть какой-нибудь повод, остаться в зале на людях, и не находили его. Нельзя привлекать к себе внимание и провоцировать скандал при иностранных послах. Я молча следовала за господином Тэмотсу, утягиваемая им за руку за собой.
Он втащил меня в первую попавшуюся на пути свободную глубокую нишу, специально подготовленную для уединения пожелавших развлечься со своими дамами мужчин, не дожидаясь окончания Зимнего Бала. Сдвинул закрывающие проем шторы, скрывая нас от посторонних глаз, и развернулся ко мне.
– Ты же понимаешь, что поднимать шум нельзя – предупредил он, надвигаясь на меня.
Я попятилась, пытаясь выиграть хоть немного времени, не понятно, на что еще надеясь. Выскользнуть из ниши у меня не получится, господин Тэмотсу крупный мужчина и обойти его мне не удастся. Никто не станет заглядывать в закрытую нишу и, уж тем более, никто не заступится за кейнаши. Но я упорно уворачивалась от рук господина Тэмотсу, пока ему не надоела эта игра, и он с угрожающим рыком одним рывком не настиг меня, вдавив всем весом своего тела в стену ниши.
Ухватил мои руки за запястья и подняв их над головой, подтянул меня так, что я повисла, едва касаясь пола ногами, удерживаемая в таком положении одной его рукой. Сколько бы я ни тренировалась, против такого мощного, крупного, сильного, противника у меня не было ни одного шанса.
Беспомощно дергаясь, придавленная его бедром к стене, пытаясь вывернуть из захвата свои руки, толкая коленями его по ногам, чувствовала, что мои удары для него, как укус комара, и только еще сильнее раззадоривают моего безжалостного мучителя. Я могла бы еще ранить его катаной или метательным ножом, но здесь и сейчас я безоружная. И я честно тренировалась по два часа в день, чтобы не потерять физическую форму, необходимую кейнаши, но он не в танцах со мной соревнуется. Господин Тэмотсу опытный воин, он сильнее меня, выше меня и намного тяжелее, у меня даже слегка сдвинуть его не получается.
– Твое сопротивление заводит меня еще сильнее – прихватывая мочку уха, шепчет он, подтверждая мои опасения.
Придавливая еще сильнее меня бедром, Господин Тэмотсу сжимает свободной рукой скулы и впивается в меня жадным поцелуем, до боли сминая мои губы. Стискиваю зубы, пытаясь не впустить его язык в рот, и получаю в ответ тихий рык, он еще сильнее сжимает руку на скуле, заставляя челюсти разжаться. Одержав первую победу, с ухмылкой заглядывает в мои глаза и не разрывая взгляда начинает спускаться рукой от скулы по шее. Развязывает петлю, удерживающую лиф платья,
– Вкусная, сладкая, желанная… - говорит, смакуя каждое слово и пожирая меня глазами.
Подтянув меня за руки еще выше по стене, он склоняется к груди, спускает лиф платья до талии и вбирает горошинку соска в рот, он не спеша перекатывает, покусывая его и языком играя с вдетым в сосок украшением, положенным всем кейнаши, потом проделывает то же самое с другим соском. Влажные от его языка, они сжимаются, когда он дует на них, и он тихо смеется.
Ему весело, он потешается над моими тщетными рыпаньями и оглаживает меня рукой, играя пальцами то с одной, то с другой вершинкой. Водит ладонью по животу, продвигаясь все ниже и ниже.
Платье, от движения его руки, спускаясь обнажает украшенный пирсингом пупок, и он азартно принимается играть с ним. Я извиваюсь, теряя последние остатки надежды на спасение. Меня начинает бить крупная дрожь и одинокая слеза скатывается по щеке, как признание моего бессилия.
Но я, все еще, отчаянно продолжаю бороться, и все это происходит в полной тишине, прерываемой только моим рваным дыханием и его хриплым шепотом и смехом. Пытаюсь вывернуть руку из его захвата, и он сжимает пальцы на запястьях еще сильнее, почти сплющивая их.
Одно движение и платье окажется у моих ног. Его рука ныряет в трусики и, как я ни стискиваю бедра, он настойчиво пробирается все глубже и глубже. Еще немного и его палец нырнет в меня. У меня почти уже не осталось сил сопротивляться. Легкое усилие и его колено протискивается между моих ног, раздвигая их, а я обвисаю безвольным трофеем в его руках.
– Девочка готова принять меня? – усмехается он, понимая, что у меня больше не осталось сил бороться с ним.
Господин Тэмотсу хватается за ремень своих брюк, резкими рывками расстегивая их… и вдруг я оказываюсь свободна. Ноги не держат меня, и я медленно сползаю по стене. Дрожащими руками подтягиваю платье, пытаясь вернуть его на место.
– Я не понял, что ты хочешь такого секретного сообщить в пупок моей кейнаши? – спокойным голосом спрашивает кугэ Оокубо у откинутого от меня его заклинанием кугэ Накаяма.
– Жаль, теперь этого она уже не узнает – пытаясь сохранить лицо, подмигнув мне, смеется кугэ Накаяма. А в глазах его плещется неудовлетворенная ярость. Он поправляет на себе одежду и, насвистывая веселый мотив, выходит.
– Поторопись, сейчас будут объявлять королеву Зимнего Бала – помогая мне с платьем, как ни в чем не бывало, говорит господин Кейташи.
Я не могу похвастаться таким же хладнокровием. Меня заметно трясет и собрать рассыпавшуюся прическу никак не получается. На запястьях наливаются бордово-фиолетовым цветом синяки, губы искусаны… жалкое зрелище.
Я в шоке от всего произошедшего, от спокойного тона кугэ Оокубо, от того, что он собирается возвращаться со мной в зал… Мне стыдно взглянуть ему в лицо, хотя моей вины в произошедшем нет. И от того, что он воспринимает случившееся, на удивление, равнодушно, в глубине души начинает разгораться огонек обиды и гнева. Но я все еще помню свое место и поэтому молча выполняю все его указания.