B?cher, B?cher!
Шрифт:
Обнажив клыки, вампир метнулся к Альфреду, заставив того отшатнуться назад. Подошвы его сапог, протертые почти до дыр, не были рассчитаны на подобные маневры, поэтому молодой ученый оступился и, как часто случается при потере равновесия, постарался ухватится за что-нибудь. В данном случае цепляться можно было лишь за то, что уже находилось у руках — а именно за пистолет. Когда Альфред буквально рванул на себя курок, прогремел долгожданный выстрел, за которым, вопреки наметившейся тенденции, не последовало пернатой жертвы.
Почувствовав жжение в левой стороне груди, Герберт прикоснулся
— Прощай, как говорится, жестокий мир! — трагически заломив брови, прошептал виконт и рухнул на снег. Затем постарался улечься поудобнее, пригладил волосы, иначе не получится завить их перед Балом, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и художественно раскинул руки, дабы походить на мертвого древнегреческого героя. Сам Герберт не мог оценить своих стараний, ибо прикрыл глаза, но нужно заметить, что выглядел он очень убедительно. Даже опытный опоссум прицокнул бы языком от восторга.
Так следовало лежать, пока герой с героиней не поцелуются над прахом злодея и, трепетно держась за руки, не уйдут по мощеной дороге, ведущей прямиком в прекрасное будущее. Все будут счастливы, за исключением отрицательных персонажей, чьи страдания и служат залогом хорошего конца. Герберт стиснул зубы. Главное не разрыдаться, иначе можно все испортить. Кроме того, ресницы слипнуться на морозе, и расцепить их будет непросто. Меньше всего виконту хотелось, чтобы его веки даже отдаленно напоминали те, что принадлежали гостю из Малороссии, посетившему их замок лет сотню назад. Даже Эржбета, повидавшая всякое, потеряла сознание, как только пожилой жуир шаловливо ей подмигнул.
Но мысли Герберта были грубо прерваны, когда кто-то встряхнул его за плечи. По окончанию этой попытки вернуть виконта в мир живых, кто-то попытался прощупать у него пульс, наивно полагая, что пульс находится на локтевом сгибе. После виконт почувствовал, что ему за шиворот засунули пригоршню снега.
«Нет, ну какая наглость! — раздраженно подумал вампир, старательно игнорируя снег, который и не думал таять. — Да уймитесь вы наконец! Все, злодей повержен, занавес, все расходятся пьянствовать по гримеркам. Пожалуй, стоило язык высунуть для пущей убедительности.»
В окружающей среде продолжали происходить метаморфозы. Сначала на лицо Герберту капнуло что-то горячее, и еще раз, а затем уже раздались всхлипы, грозившие перерасти в вопли и скрежет зубовный. Первая догадка виконта, что Альфред и Сара расплакались от облегчения, вскоре показалась ему неверной, потому что от никто не плачет от радости с такими завываниями. Разве что это очень большая радость. Например, решение женского вопроса. Но поскольку в последнее время ничего настолько серьезного не происходило, виконт напряг слух, стараясь разобрать слова в бессвязном причитании.
— Этого не должно было случится! Что же я натворил… хлюп…Виконт, ну пожалуйста, откройте глаза… Я совсем этого не хотел… Говорят, что после смерти душа не сразу отлетает от тела, но это у людей. Даже не знаю, есть ли у немертвых душа, но если есть, может, вы еще слышите меня? Просто я хотел сказать… тогда в ванной вы меня очень испугали, но… хлюп… на самом деле… хлюхлюп… никто прежде не спрашивал как я себя чувствую, потому что никому нет дела, болен я или нет. И на танцы меня никто не приглашал, потому что все автоматически считают, что я не умею танцевать… хлюп…Ну очнитесь же вы! Так нечестно! Сначала вы отняли у меня невесту, а теперь отнимаете себя самого!…. хлюп…
Альфред продолжал рыдать, как баньши за чтением сентиментального романа. Чем дольше вампир вслушивался в эти стоны, тем яснее осознавал, что все его страдания — включая испорченную рубашку, мокрые волосы и снег за пазухой — с избытком окупились той тризной, которую устроил по нему Альфред. По сравнению с его словами, даже речь Ромео в склепе Джульетты показалась бы верхом равнодушия!
Разумеется, на самом деле все это лишь плод его воспаленного воображения, но время от времени очень приятно пожинать такой урожай. Виконт мысленно выразил своей фантазии благодарность и почесал ее за ушком. А если подождать, то юноша скажет про него еще что-нибудь хорошее. Герберт почувствовал, что уголки его губ поползли вверх.
— О, вы улыбаетесь как будто живы! — Альфред жалобно шмыгнул носом и, судя по звукам, высморкался себе в шарф.
Здесь происходящее начало походить на реальность. Даже в горячечном бреду вампир не назвал бы себя «живым», следовательно, в создании этих звуковых эффектов его фантазия не принимала никакого участия. Выходит, все взаправду?
— Ну что мне сделать, чтобы вы очнулись? — продолжал стенать Альфред.
На сей счет у Герберта было много идей, самая простая из которых включала взбитые сливки и красное постельное белье, и отсюда по возрастающей. Но злоупотреблять несчастьем Альфреда было гадко.
— Тебе стоит только попросить, cheri, — виконт открыл глаза, лениво потянулся, и перевернулся на бок. Нужно ли говорить, что бедный юноша отпрыгнул от него с завидной прытью. Выглядывая из-за сугроба, он посмотрел на вампира, как пастор на покойника, который во время панихиды встретился с ним глазами и спросил «Почему на вас мой выходной костюм?»
— В-вы не умерли?
Виконт просунул палец сквозь дыру в рубашке и пошевелил им.
— Почему ты начинаешь разговор с таких философских вопросов?
— Я имел в виду… вы еще не упокоились?
— Если ты об этом, то чепуха. Так, парочка головокружений и нагоняй от отца за испорченную вещь, — Герберт ухмыльнулся. — Право, не понимаю зачем ты так разволновался? Да будет тебе известно, что русскую рулетку изобрели упыри, от скуки. Альфред, успокойся наконец! Я вампир, меня невозможно убить пулей…
Поймав затравленный взгляд ученого, Герберт понял — творилось что-то неладное. Даже Альфред, которой мог бы поучиться храбрости у кролика, давно уже должен был прийти в себя. Но нет, каждая пора на его коже источала страх, такой сильный, что у вампира заломило в висках.