Бабье лето медвежатника
Шрифт:
– Деньги на бочку! – требовали болельщики.
– Знать не знаю ни про какие пари! – негодовала хозяйка. – Муж отбыл на виноградники…
– Ясное дело – понял, что проигрывает, вот и смылся! А человек тут виси вниз башкой задарма!
– Неужто у вас хватит духу обмануть несчастного циркача, который добрых два часа потешал народ?
– Плетут невесть что… – ворчала женщина. – Вы правда, что ли, с мужем моим об заклад побились?
– Правда… – кивнул Пенкрофт. – Я, говорит, пошел на виноградники, а
– И много он вам насулил?
– Много. Полсотни деньгами и сверх того бутылку спиртного, батон колбасы и две рубахи!
Бабенка так и ахнула.
– Быть того не может! Дождемся хозяина, пускай сам расплачивается!
– Мне ждать некогда! – возмутился Пенкрофт. – Я еще в другом месте отвисеть должен. А ежели не желаете выплачивать бедному циркачу честным трудом заработанное, я готов отказаться в пользу посетителей. Считайте, что я висел для вас задаром! – с горечью обратился он к зрителям.
– Еще чего удумал! – загудел зал.
– Заплати парню, что положено! Прошед год они такую же шутку с цельным оркестром проделали!
Неужели целый оркестр завис на лампе?!
– Ни шиша не заплатили! За грош готовы удавиться!
– Для вас же, мадамочка, лучше будет расплатиться с человеком честь по чести…
Атмосфера накалялась. Кто-то грохнул по столу кулаком, со звоном покатились бутылки, послышался звук разбитого стекла. Напоминаю: дело происходило в Техасе, так что, справедливо опасаясь, что корчму разнесут вдребезги, хозяйка мигом выплатила причитающееся, и Пенкрофт, прихватив добычу, дал стрекача по темной улице. Поскорее да подальше от Вуперина, Монтагеззы, Вандрамаса, Прентина, от всего этого кошмара!.. Свернув в проулок, он прислонился спиной к какому-то каменному столбу перевести дух…
Кто-то тронул его за плечо.
– Ну, наконец-то! Мы уж заждались!
Доктор Гонсалес! А с каменной колонны на Пенкрофта взирала Мадонна Бьоретти!
Минуту спустя он уже сидел верхом и вместе с кучкой безумцев несся в Филиппон, чтобы встать во главе взбудораженных горожан.
Отчаянию его не было предела.
3
Спутниками доктора оказались два субъекта, которых звали Форстер и Лоренцо.
– С чего начнем? – осведомились они у Пенкрофта, который был озабочен тем, чтобы не выронить на скаку зажатую под мышкой колбасу.
– Это вы о чем? – занервничал он.
– Тебе решать. Как скажешь, так мы и сделаем. Жребий брошен, отступать некуда. Мы готовы погибнуть все до единого, лишь бы положить конец этому проклятию.
– Будь по-вашему! – от чистого сердца одобрил Пенкрофт эти слова.
Уж это ли не проклятие, когда с тобой говорят, а ты – ни бум-бум? Пусть оно сгинет! Но какой жребий они бросили и на что замахнулись, если им, видите ли, отступать некуда,
Уму непостижимо!
Получается, что он действительно не может бросить в беде этих людей и должен возглавить их… Но он даже не знает, где у них голова, а где хвост!
Занимался рассвет, вдали показались окраины Филиппона.
– Первым делом ты должен поговорить с народом!
– Помилуйте, первым делом я должен выспаться!
– Верно…
В городе царила тишина, по улицам расхаживали вооруженные патрули. Завидя Пенкрофта, люди приветственно махали шляпами.
– Вечером созовем народ на площадь.
– Очень хорошо! А до тех пор дайте мне поспать.
– Спи спокойно, мы будем охранять тебя!
– А вот это уже лишнее.
Пенкрофт поспешил в дом. Всюду было тихо, лишь на первом этаже из-под двери в комнату Штербинского просачивался свет. Едва слышный шорох. Дверь чуть приоткрыта… Пенкрофт решил заглянуть к старому приятелю и, чтобы тот не дулся, назвать его по имени: Эдуардом. Вдруг сработает? Такое ему уже не раз удавалось: выпалишь слово наугад и стронешь лавину. Глядишь, и с Эдуардом повезет. Хотя отчего бы старику не зваться, например, Тихомиром? Ну ладно, нам без разницы… Пенкрофт постучал в дверь и вошел.
Час от часу не легче!
Старик – кто бы он ни был, Эдуард или Тихомир – со следами побоев и с кляпом во рту сидел на стуле, связанный и лишенный возможности шевельнуться.
Пенкрофт поспешно развязал веревки, сбрызнул старика холодной водой и постепенно привел в чувство.
– Ох!.. Я уж не думал… что останусь… в живых, – простонал Штербинский.
– Да что хоть стряслось-то?
– И вы еще спрашиваете?… Будто сами не знаете!
– Знаю. Но хотелось бы услышать от вас.
– Заявился Бернс, весь избитый…
Ага, шишка на голове, свороченная челюсть.
– Результат врачебного вмешательства. Поехали дальше.
– Набросился на меня как бешеный, связал и давай требовать невесть что. Якобы вы ему сказали, что у меня хранится… в связи с несчастным Эрвином… какая-то доска…
Досье! Он, Пенкрофт, наплел Бернсу что-то насчет смерти Эрвина, а этот олух вообразил, будто разгадка тайны у старика Штербинского.
– Что было потом?
– Сударь, я знаю, чем обязан этому дому! Поэтому я ответил: да, мне, мол, все известно, но ему я ничего не скажу. Если вы хотели отвести от себя подозрение и сослались на меня, вам видней. А я вас не выдам. Он меня бил, душил, грозился по-страшному, а я смеялся ему в лицо.
– Продолжайте!
– Потом он услышал конский топот и сбежал. Но перед тем, как сбежать, еще раз ударил меня по голове. Вызовите врача!
– Совершенно излишне. Удар по голове вполне профессиональный, самому доктору не справиться лучше.