Бабье лето (сборник)
Шрифт:
Он почему-то растерялся и не нашел, что ответить. У нужного дома он спросил:
– Вы надолго? Я бы мог вас подождать.
Она удивилась и смутилась одновременно:
– Нет, не надолго, но все равно это время. Ну что вы будете ждать, неудобно как-то. Все равно час там проторчу наверняка.
Он обрадовался. Час – это такая ерунда!
Она вошла в подъезд, а он включил музыку, откинул голову и закрыл глаза. По радио пел Синатра. Конечно, о любви – нежно, вкрадчиво и волнующе.
Она вышла быстро, примерно через полчаса.
Они поехали по Ленинскому в сторону ее дома. Она рассказывала, что развелась давно, когда сыну было полгода. Конечно, очень тяжело. Но вместе тяжелее. Она ни о чем не жалеет. Сын получился замечательный – так что спасибо бывшему мужу. И вообще, у них большая семья – мама, брат, двое племянников. Мама живет за городом, у брата. Сажает цветы, нянчится с внуками, ладит с невесткой.
Подъехали к ее дому. Она смутилась и растерянно достала из сумки кошелек. Он покачал головой.
Она глубоко вздохнула и предложила ему подняться и выпить чаю. Дом был старый, пятиэтажный, желтого кирпича. Пешком поднимались на четвертый этаж.
– Квартира маленькая, крошечная кухня совсем, газовая колонка. Но я в этой квартире родилась и не уеду отсюда никогда, – рассказывала она по дороге.
Она достала ключи, и за дверью радостно заскулила собака, густо-рыжая, похожая на маленького, неуклюжего медвежонка. «Чау-чау», – вспомнил он смешное название.
Они разделись и прошли на кухню.
– Сын на каникулах у мамы, – объяснила она. Потом поставила чайник и села напротив.
Теперь, при свете, он наконец разглядел Таню – так ее звали. Она была чуть полновата – но это совсем не портило ее, наоборот, придавало мягкости и женственности. Серые глаза, чуть припухшие мягкие веки, тяжелые вьющиеся волосы, схваченные на затылке блестящей крупной заколкой.
Она налила чай и поставила на стол вазочку с конфетами. Собака лежала у его ног и смотрела на него внимательно и настороженно. Он посмотрел на часы и сказал:
– Пора.
Они стояли в маленьком темном коридорчике, и больше всего на свете ему не хотелось надевать куртку и уходить.
Он зашел в свою квартиру и увидел свет в комнате жены.
– Слушай, а давай заведем собаку! – сказал он.
Жена оторвалась от компьютера и посмотрела на него.
– Глупость какая! – буркнула жена. – Собака – это шерсть, грязь, разводы на полу. Гулянье в любую погоду. Блохи. Прививки.
– А еще нежность, преданность и любовь, – ответил он и вышел из комнаты.
– Не комплексуй, – бросила она вслед. – Все у тебя от комплексов. Найди себе, в конце концов, занятие – и будет меньше дурацких мыслей в голове.
«Как тошно! – подумал он. – Тошно и невыносимо! И никогда ничего не изменится. Это уже склеп. И мы мертвецы. Она и я. Я и она. Вместе нас давно нет. Бессмысленная жизнь. Выжженная пустыня. Ни одного живого цветка. Ни единой травинки».
Ему хотелось,
Он ждал, что она зайдет. Он услышал звук воды из ванной. Жена перед сном принимала душ.
На следующий день он позвонил Тане и предложил встретить ее после работы. Работала она недалеко от дома, в центре, на «Арбатской». Первый раз он молил Бога о пробках. Чтобы время в пути было долгим и безразмерным. Чтобы она сидела рядом, и он видел ее профиль – вздернутый нос, колечки волос, падающие на щеку. Слушал ее – и все, что она говорит, казалось ему самым важным на свете.
Они подъехали к ее дому, и она сказала, что надо срочно выгулять собаку. Он остался у подъезда, она вышла через пять минут, держа в руке поводок. Собака подошла, лизнула ему ладонь и замахала хвостом.
Они гуляли с собакой долго, целый час. Потом поднялись в квартиру, и Таня объявила, что сейчас приготовит ужин. Она села на стул и сказала:
– Ну вот, сейчас минут пять отдохну и пожарю картошку.
– Сиди, – приказал он ей.
Надел фартук и принялся чистить картошку. Потом он отбивал мясо, жарил лук и резал салат. Впрочем, нет, салат они резали вместе.
Когда он посмотрел на часы, было половина второго. Ее голова лежала на его плече. Ее волосы почему-то пахли морем.
– Пора? – спросила она. Он кивнул.
Он подъехал к своему дому и увидел, что на кухне горит свет.
Он вошел в квартиру. Жена сидела за столом, и пепельница перед ней была полна окурков. Он открыл окно.
– Что не спишь? – спросил он.
– Почему у тебя отключен мобильный?
– Случайно, – ответил он и вышел из кухни.
Он пошел в свою комнату, не включая света, разделся и лег в кровать. Вошла жена и включила свет. Он зажмурился и прикрыл глаза ладонью.
– Не делай глупостей, – попросила жена. – В жизни всякое бывает. Не надо резких движений. От них бывает очень больно.
– Всегда кому-то бывает больно, – ответил он.
На следующий день он вновь ждал Таню у работы. Они опять долго гуляли с собакой, вместе готовили ужин, и самым мучительным и невозможным было оторваться от нее, от ее тела, рук, губ, волос, от ее запаха – надеть куртку и ботинки и выйти в промозглую темную ночь.
Он приехал домой. Жена насмешливо смотрела ему в глаза.
– Соблюдай хотя бы приличия, – попросила она.
Он не ответил.
После каникул вернулся Танин сын. Теперь следовало приходить после десяти, когда мальчик засыпал в своей комнате.