Бабий дом
Шрифт:
– А что отец… он у вас кем был? – Евгений Анатольевич проговорил это с невольным почтением в голосе.
Интонация его доставила Нине Елизаровне удовольствие.
– Да, вы правильно догадались. Он в нескольких книгах о гражданской войне упоминается. Он мамы на пятнадцать лет старше был. Но она была с ним счастлива. Несмотря ни на что…
Слушая ее, Евгений Анатольевич потянулся к ружью, чтобы снять его, и Нина Елизаровна перебила самое себя:
– Не трогайте, вы что! А вдруг заряжено? Оно тут висит и висит… а вы ведь не понимаете!
Боясь разбудить мать, Нина Елизаровна говорила
– Да-а, действительно… простите. А почему вы сказали «несмотря ни на что»? Счастливы, несмотря ни на что…
– Да жизнь потому что ей выпала, знаете ли… – Нина Елизаровна подосадовала про себя, что так резко одернула Евгения Анатольевича, когда он хотел снять ружье. – У папы трое детей от прежней жены, всех пришлось растить, да я еще появилась. И всё по гарнизонам. Из гарнизона да в гарнизон. Ни института, никакой другой личной жизни… Но папа такой был… наверно, с ним и я бы могла так. Наверное. Не знаю. Все-таки мама, знаете, еще других была представлений о жизни… – Она умолкла, молчала мгновение, все продолжая досадовать на себя, и решительно переступила через недовольство собой, как бы встряхнулась внутренне, спросила: – Ну, будете пробовать мой кофе?
Евгений Анатольевич согласно развел руками: а как же! Они сели в кресла за журнальный стол напротив друг друга, и Нина Елизаровна разлила дымящийся, горячий кофе по чашкам.
– А вы мне о своей жизни? – сказала она с прежней своей поддразнивающе-ободряющей улыбкой, откидываясь на спинку кресла. – Расскажите. Ведь я только то о вас знаю, что вы в Москву в командировку на какие-то курсы приехали.
Евгений Анатольевич пробормотал стесненно:
– Вот так, специально… Хм… неловко как-то… Ну да, в командировку. Министерство наше курсы по АСУП, автоматизированная система управления такая, провести для нашего брата решило. Я вообще диспетчер. На заводе. Старший вообще диспетчер, но это уже так, без разницы. В мои годы быть просто диспетчером несолидно. – Он похмыкал. – Что это такое, вы представляете? Романтического такого особо ничего. У завода, как вы понимаете, план, график прохождения заказов… детали какой-нибудь одной вовремя не оказалось, все полетит. Вот и следишь. Звонишь, требуешь, упрашиваешь. Ты кричишь, на тебя кричат. Обычное, в общем, дело.
– Вы? Кричите? – Нина Елизаровна засмеялась заразительно и поддразнивающе. – Так на вас не похоже.
– Вы правы, да. Мне это тяжело. Но что поделаешь… ничего не поделаешь. – Он подался вперед, потянулся рукой к ее руке на столе, Нина Елизаровна не убрала руки, и он накрыл ее своей. – Какая вы, Нина… я был уверен, я это почувствовал… как вы все тонко и точно…
Рука у Евгения Анатольевича была большая, теплая. руке Нины Елизаровны было хорошо и уютно под нею, и Нина Елизаровна закрыла невольно глаза.
– Женя! Ах, господи, как это смешно, в нашем-то с вами возрасте… Я, знаете, когда вы подошли, я вас сразу… да, именно почувствовала, тоже… а я, знаете, я очень нелегко иду на сближение, мне, это очень нелегко…
Не отнимая своей руки, от ее, Евгений Анатольевич поднялся и, двигаясь вокруг стола, пошел к Нине Елизаровне.
– Ни-ина!..
По-прежнему с закрытыми глазами Нина Елиазаровна, подняла к нему лицо:
– Же-еня!..
Она еще произносила его имя, – в соседней комнате с тяжелым грохотом что-то упало. Это было так неожиданно, так пугающе-громко, что Евгения Анатольевича с Ниной Елизаровной буквально отбросило друг от друга.
В следующее мгновение Нина Елизаровна пришла в себя.
– Ой, боже мой! – воскликнула она, бросилась к двери в соседнюю комнату – и исчезла за нею.
И снова Евгений Анатольевич остался один. Растерянностъ и недоумение на его простодушно-доверчивом лице сменились мало-помалу глубочайшим огорчением. Он сел в кресло, посидел-посидел в недвижности, потом взял свою чашку с кофе и начал пить глоток за глотком, с механической тупой заведенностъю, ставя чашку на стол и тут же вновь поднося к губам, пока не выпил всю до дна.
Он выпил ее, и ему стало нечем заняться. Он поозирался по сторонам, встал, подошел к книжному шкафу… но и смотреть книги было сверх его сил.
Наконец дверь. соседней комнаты растворилась и выпустила Нину Елизаровну, которая не забыла закрыть ее за собой с величайшей тщательностъю.
– Что случилось? – бросился к Нине Елизаровне Евгений Анатольевич. – Может быть, нужна моя помощь?
– Да ну какая такая помощь, – с выражением смущения и досады на лице ответила Нина Елизаровна.
– Нет, вы не стесняйтесь… зачем же. Мне ведь не трудно, мне наоборот…
У Нины Елизаровны вырвался легкий, беглый смешок все того же смущения.
– Это, Женя, мама там. В параличе, пятый уже месяц. Решила рукой, что у нее действует, судно сама взять, Так что в смысле помощи…
Евгений Анатольевич с участливостью и даже, пожалуй, сострадающе покачал головой:
– Паралич… и какой же прогноз?
– Прогноз? С надеждой, Женя. Только пока она не проблескивает что-то… – Нина Елизаровна подалась к нему, забросила ему руки на шею и легла головой на грудь. – Женя! Ах, Женя!.. – проговорила она напряженным прерывающимся шепотом. – Так порою хочется рядом крепкой мужской руки! Крепкой мужской поддержки! Мужской уверенности и силы! Так я устала… так я устала!
– Милая! Милая!.. – гладил ее по голове Евгений Анатольевич с глуповатым выражением блаженства на лице. – Невыразимая! Чудная! Надо мне было пойти в этот музей… Чудная!
– Же-еня! Какой ты… – Нина Елизаровна открыла глаза. – У меня кружится голова от тебя. И так нравится, как пахнешь, – ткнувшись носом в его щеку, скороговоркой добавила она.
Евгений Анатольевич увидел вдруг, что халат у нее распахнулся, а под халатом на ней почти ничего нет. Он потерял голову.
– Ни-ина! Если бы можно было… если бы ты согласилась…
– Нет-нет, ты что! – торопливо ответила Нина Елизаровна. – Мама здесь.
– Но почему? Ты ведь согласна? Ведь да? Чудная!.. Эта должно у нас быть, я тебя как увидел тогда… это должно быть!
Нина Елизаровна еще теснее вжалась лицом в его щеку.
– Женя! – простонала она шепотом, – зачем ты меня мучаешь… я так тяжело на сближение…
– Что ты, что ты! – так же шепотом проговорил Евгений Анатольевич. – Мы знали друг друга еще до нашего рождения. Мы только не встретились раньше… это судьба…