Бабник
Шрифт:
Молчаливое согласие с моими словами повисло в воздухе. Это был идеальный момент, чтобы сказать ей о своих чувствах — что происходящее между нами реально, но я не был достаточно уверен в своей способности не изменять.
И это угнетало.
Делало меня ужасным человеком.
Ведь я не был уверен, что внутри меня что-то сломалось, и лишь поэтому я держался подальше от любых отношений, из страха причинить кому-то боль, даже если этим кем-то был я сам.
— Торн? — Ее глаза были наполнены грустью, и ее виной
— Сегодня, — повторил я, поднимая ее руку к губам и целуя гладкую, пахнущую кокосом, кожу. — Это я могу сделать.
— А теперь, — она выдохнула, — пошли на расстрел.
— Ни на секунду не удивлюсь, если твой дедушка принесет к нам в дом свое ружье и решит почистить его прямо передо мной.
— Будь уверен, он совершенно слеп на левый глаз. Я очень сомневаюсь, что он сможет попасть в движущуюся цель.
— Прекрасно, Эвери. Как раз попрактикуюсь бегать зигзагом.
Ее смех не был утешительным, когда мы взялись за руки и направились к дому моего детства.
Странно было вот так идти в свой дом рядом с Эвери, которая мне больше, чем друг. Я задавался вопросом, должен ли я казаться более взволнованным из-за нашей фейковой помолвки.
Черт, мы натворили глупостей, и теперь у меня был худший в истории соучастник преступления. Девушка, которая не может соврать даже ради спасения собственной жизни и которая в восьмидесяти процентах случаев со мной спорила только потому, что не могла ничего с собой поделать. А теперь мы должны всю ночь притворяться влюбленной парочкой и врать людям, которые знают нас, как облупленных. Так что же может пойти не так?
Да все, что угодно.
— ЛУКАС! — вскричала мама, словно не видела меня всего пару дней назад, и раскрыла объятия, тогда как папа поднял кружку пива в знак приветствия и продолжил разговор с Льюисом, дедушкой Эвери.
— Мама, — я поцеловал ее мягкую щеку и отстранился, пока она изучала Эвери с ног до головы, а потом громко всхлипнула. — Мама.
Эвери озадаченно посмотрела на меня.
— Просто дай ей выплакаться, — вздохнул я и поднял глаза к потолку. — О, это новая люстра?
— Только повесили прошлым вечером, — папа обнял маму и протянул ей бумажное полотенце.
— Простите, дети, — она высморкалась. — Просто, это случилось, реально случилось, — она наклонилась и прошептала, — прямо как в старые времена, мы так взволнованы.
— Мы тоже! — приглушенно произнесла Эвери. Я бросил на нее умоляющий взгляд, а она быстро обняла мою маму и взяла ее под руку, оставляя меня с папой и очень разгневанно выглядевшим дедушкой Льюисом.
— Льюис, — я кивнул ему и протянул руку.
Он посмотрел на нее и скривился.
— В Наме мы убивали предателей.
Интересно. Пожалуйста, расскажите нам побольше о том, как вы убивали людей, и поменьше о том, что я сделал
— И мы очень благодарны вам за вашу службу.
Он хрюкнул, а затем указал сначала на свой здоровый глаз, а потом на меня.
— Не думай, что я не буду следить за тобой, словно ястреб.
Хвала Господу, что он наполовину слеп.
— Я не спущу с тебя глаз, сынок, — он издал что-то дьявольски похожее на рычание и оставил нас с папой в блаженном молчании.
— На нем розовая рубашка? — спросил я, как только мужчина оказался за пределами слышимости.
— Не может отличить розовый от голубого, несчастный ублюдок, — вздохнул папа. — Кроме того, яркие цвета лучше видно. На прошлой неделе Тэсс потеряла его в магазине и нашла только потому, что он был в желтом и всем, кто слушал, рассказывал про Агента Оранджа.
— Как… мило. — Вот! Вот почему я редко приезжаю домой. Каждый в наших семьях был сумасшедшим.
И это еще одна причина, почему так жаль, что они перестали вместе проводить время.
Одно было наверняка — наши семьи подходили друг другу. Оба отца слегка сумасшедшие, мамы шумные, а единственные живые бабушка и дедушка всегда говорили о старых добрых временах, когда все стоило пять центов.
Газ? Пять центов.
Ботинки? Пять центов.
Мясо? Пять центов.
По словам Льюиса, абсолютно все было по пять центов.
Что также означало для него, что в этот день и век все было чертовски дорого.
Я вздохнул и направился по коридорам на звук громкой болтовни на кухне и приготовился к тому, что впервые за четыре года увижу всю семью Блэков.
Первой я заметил Тэсс. На ней было короткое черное платье с белым жемчугом и белый фартук с рисунком собаки, обернутый вокруг ее маленького тела. На голове красовались очки для чтения, а в руке бокал белого вина.
— Лукас Торн, — сначала изогнулась одна тонкая бровь, затем другая, красные губы сжались, а затем она подошла ко мне. Кухня погрузилась в молчание.
— Я так рада тебя видеть, — улыбка была напряженной. Это было оправданным. Последний раз, когда я ее видел, она вытирала глаза и держала Кайлу, после того как Брук призналась, что я ее поцеловал. И это было перед тем, как я отменил свадьбу.
Я обнял ее настолько крепко, насколько возможно, надеясь хотя бы через объятие передать, что я сожалею, чертовски сожалею.
Она расслабилась в моих руках и поцеловала в щеку.
— Не могу сказать, что удивлена, я знаю, как близки вы были с Эвери, — в голосе не прозвучало обвинения, но я не мог с уверенностью сказать, была ли она действительно добра или хорошо скрывала свою агрессию. — Я не удивилась, услышав хорошие новости.
Пожалуйста, пусть хорошими новостями окажется свадьба, а не какие-нибудь другие случайно возникшие истории, о которых мне придется врать.