Бабушкины рассказы
Шрифт:
Няня вдруг задумалась:
– Не знаю… она просто букашка… Да, наверное, животное, раз живёт.
– Нет, няня, животные большие и с четырьмя ногами сотворены. Знаешь, я придумала. Муха маленькая, ног у неё много, но всё-таки живёт… Значит, она не животное, а живётное.
– Ну, ладно, пусть «живётное», – надоел няне вдруг весь разговор. – Слезай с окна! Мама не велит на окнах сидеть.
– А мне скучно, – заныла Маша. – Научи меня чулок вязать.
– Ну, вот, – сразу уж чулок. Да ты и спиц ещё в руках не держала, – возразила няня.
– Как не держала! А помнишь, вчера ты спицу уронила, а я подняла, значит – держала.
– Ну,
И вдруг в передней раздался звонок.
– Мама пришла! – закричала Маша, соскочила с окна и побежала в прихожую.
– Ну, слава Богу, – вздохнула няня. – Вот спорщица!
Тяжело встала и пошла открывать дверь.
Ночной переполох
Пора спать. Маленькая Туся разделась, сложила аккуратно бельё и положила на колени большому мишке, который сидел на стуле возле её кровати, «чтобы сторожил», как она говорила.
– Ты что отвернулся? – сказала она ему и повернула его голову к себе. – Спокойной ночи!
Шепнула и закрыла глаза. Для неё сразу наступила ночь, а скоро и для всех.
И вдруг её тормошит няня:
– Вставай, все уже встали, надо уходить из дома. Вернешься домой, тогда опять ляжешь.
– Уходить из дома?! Это сон.
Она повернулась на другой бок и крепко уснула.
– Вставай, Тусенька, мама велела, – няня трет ей руки, ноги, спинку…
Но открыть глаза невозможно. И вдруг Туся услышала голоса бодрые, как днём, но взволнованные. В комнате ходят, а с улицы слышатся необычные окрики мужчин. И глаза открылись сами и смотрят. Самое странное – свет. Не от ламп, а из окон, неровный, полыхающий, то яркий, то затухающий. И вдруг поняла: случилось что-то необычное. А няня уже натягивает ей чулки, снимает ночную рубашку, такую тёпленькую! И глаза больше не закрываются. Вот сестра совсем одета и помогает маме укладывать вещи в уже наполовину заполненный чемодан.
Няня строго велела Тусе одеваться самой и тоже пошла помогать: вынимала лучшие платья, а из другой комнаты принесла шкатулки. Крики со двора громче… И вдруг Туся поняла: пожар! Но он бывает только в книжках!
– Ты не пугайся, это соседний двор горит, не наш, – говорит мама, – приехали пожарные, скоро потушат.
Стало спокойнее, все какие-то решительные ходят, не суетятся.
– Надо тоже что-то делать, не спрашивать.
И няня будто поняла её! Даёт молча небольшую сумку, и Туся начинает своё самое любимое укладывать. Мишку, нет, он не влезает. Любимые куколки, их платья, маленький мишка, зайчик, краски. А куклам сидеть – стул, он еле-еле помещается, потом колясочку. Сумка уже не закрывается. Няня, вынув кое-что, не разбирая, захлопывает сумку:
– Вот, держи пальто, надевай – сейчас пойдем к тёте.
– А мишка-то сгорит, – губа дрожит, сама няня чуть не плачет…
И тут мама оглядела комнату и увидела мишку. Она с усилием стала утрамбовывать вещи в чемодане, схватила мишку и положила его поверх вещей. Няня коленом нажимает крышку. Не закрывается чемодан. Тогда – о, ужас! – мама вынимает мишку и кладёт туда всё, что няня вынула из Тусиной сумки.
Не огорчайся, говорит мама Тусе. Даст Бог, обойдётся. Пожарные молодцы, отстоят наш дом.
От её уверенного голоса опять стало спокойнее. С трудом попадая в рукава, Туся надевает пальто, няня завязывает ей капор, даёт в руки сумку – тяжёленькая… Туся оборачивается на мишку. Он опять сидит, повернувшись к пустой кроватке, не смотрит.
– Миша, дай Бог, обойдётся, – повторила Туся мамины слова и пошла за сестрой.
Сумятица на улице ошеломила Тусю. Она крепче ухватила нянину руку.
Улица шумела больше, чем днём, и освещалась ярче полыханием пожара. Все смешалось: пожарные мелькали сквозь дым и огонь. Мощные струи воды вонзались в это месиво огня и дыма. Слышались команды начальника пожарных. Страшно!
Соседний деревянный дом был давно покинут хозяевами, его хотели разобрать, а пока в нём хранились дрова. Вот почему он так быстро разгорелся. Это Туся узнала из рассказа няни тётушкам, сидя у них в гостях. Ахающие старушки встретили детей, как всегда, ласково, стали предлагать им чаю с конфетами. Ничего не хотелось… Только бы скорей уложили спать. Уютные просторные постели на широченных диванах уже были приготовлены. Как мягко и тепло под пуховым одеялом! Раздеться самой нет сил. Неумелыми руками Тусю раздевает тётя. Ах! Скорей бы сняли чулки! Всё… Глаза закры- ваются сами… О пожаре думается спокойно:
«Обойдётся!» – последняя мысль.
И обошлось. Возвращение домой было радостным.
– Мишка! Здравствуй! Напугался, наверное?
Нет, сидит спокойно на прежнем месте и смотрит на пустую разобранную Тусину кровать.
Беспорядок в доме ужасный!
Зачем хвост?
Мальчиков (наших соседей по даче) наказали. Вообще-то они шалуны, поэтому их часто наказывали. А сегодня они вот как наозорничали: отвязали пса, что дом сторожит, привязали ему на хвост ведро и пустили. Сначала пёс было обрадовался свободе и пустился бежать. Но потом испугался – ведро-то на хвосте гремит, он с испугу быстрей бежит, а ведро ещё громче грохочет сзади… Нехорошо! И больно ведь псу, наверное. Вот и попало: не пустили купаться, велели сидеть на балконе и читать.
Но нас с братом пустили все же к ним. Кажется, тётя похлопотала – добрая она.
Мы часто ходили к ним в гости. Дача рядом. Семья большая была, но детей, с кем поиграть, только двое мальчиков, Боря и Ика. (Вообще-то его звали Игорь, но когда он был совсем маленьким, не мог правильно произнести своё имя и говорил «Ика». Так его с тех пор и называли.)
Мальчики, конечно, понимали, что плохо поступили, но признаться нам, что жалеют о соделанном («раскаиваются», как говорят взрослые), не хотели. Вот младший Ика и говорит:
– А зачем собаке хвост? Я так понимаю: глаза – чтоб видеть, уши – чтоб слышать, рот – чтоб есть, ну, и укусить, если вор заберётся, нос – чтобы нюхать, особенно охотничьей собаке. А хвост зачем?
А мой брат ему говорит:
– А ты решил, чтобы ведра на хвост вешать.
Все рассмеялись.
Нет, а по-серьёзному, правда, хвост собаке совсем не нужен, – защищает брата Боря.
Вот тут я решила выступить и говорю:
Я знаю, зачем чтобы вилять.
Все опять рассмеялись. Боря согласился: