Шрифт:
В тот момент я не думал, о последствиях. В магазине «Магнитка» праздновали Новый год. Первого января следовало отметить с теми работниками, с которыми не успели отметить тридцать первого. Все шло хорошо. Смена напивалась быстро. Покупателей было мало и все готовилось к логическому завершению – закрытию магазина.
Мне удалось выпить сначала с одним, потом с другими, директором, товароведами (причем с двумя сразу) и почти со всеми продавцами. Я не был заядлым выпивохой или зачинщиком всего этого беспорядка, но так напивался я в последний раз лет десять назад, когда сдал испытания на краповый берет. Годы службы в элитных частях армии, смертельно опасное задание, его выполнение, списание в запас, на пенсию и вот в тридцать пять я уже стал
В общем мне позвонили из отдела кадров величайшего в стране сетевого гипермаркета «Магнитка». Из-за опасения потерять семью, детей и жилье, чаша весов склонилась в пользу этого магазина. И я вышел на работу.
Перезнакомиться за год со всеми и войти к ним в доверие не составило большого труда. В итоге мы праздновали Новый год большой дружной семьей. Я потерял контроль, забыл что обещал жене и напился (второй раз в своей жизни).
Все было бы ничего, да пришло время закрытия магазина и нас попросили отправляться до «дома, до хаты». Распрощавшись со всеми, я подхватил под мышку коробку с новогодними подарками (от организации) для двух дочерей и шагнул к выходу…
Это мне потом показали видео того, что не стоило выходить из магазина в таком состоянии. Тогда же для меня мир померк быстрее, чем я сообразил что к чему.
– Осужденный 2604/8. На выход с вещами!
Тюремный охранник неторопливо проговорил заученную фразу и, открыв камеру, отошел в сторону. Одиночка для самых отпетых преступников и убийц. Кто бы мог подумать, что все так обернется.
Скрипнув несмазанными петлями, второй из охраны открыл дверь и держа меня под прицелом «калаша» проследил за моими действиями. А они уже стали стандартными за все время здесь пребывания.
Я не спешил. Заправил лежак, сложил государственное белье в стопку, подобрал с пола заранее подготовленную сумку и вышел в коридор. За поворотом оказались еще двое с подобными автоматами. Усмехнувшись в настроенные ко всему лица, я последовал за капитаном – главным из сегодняшнего конвоя.
– Радуйся, мразь! Пришло твоё счастье. Начальник колонии желает тебя видеть, – не оборачиваясь произнес он.
Бесстрашный ко всему здесь происходящему, капитан давно потерял ощущение жизни. Как раз после того, как его жена в один прекрасный день собрала чемоданы и ускакала к хахалю. После этого, он превратился в ходячую машину смерти. При росте за два метра и телосложению под сто двадцать килограмм, он разруливал любую ситуацию, какой бы критичной она не была, а случались подобные моменты не раз. «Баба жизнь сломала» – говорили товарищи по работе. Да и считались ли они настоящими товарищами? Думаю нет. Капитан превратился в закрытого, неразговорчивого, лишь исполняющего приказы свыше, человека. При любых происходящих здесь волнениях и «разборках» он был одним из первых, кто методом кулака быстро приводил в себя зачинщиков конфликта. Подобные проявления буйства и недовольства «Системой» случались еженедельно. Ему не требовалось оружие. Даже резиновые дубины он никогда с собой не носил. Все говорили, что капитан сошел с ума, свихнулся «из-за бабы», но ему было совершенно начхать на всех тех, кто так считал. Я часто видел эту ходячую машину смерти в действии и ничего утешительного для его оппонентов не было. Всегда быстрая схватка с ним оказывалась не в пользу зачинщиков буйства. Практически всегда последних уносили на носилках и зачастую ногами вперед.
– Вот что я тебе скажу, мразь, – все так же не оборачиваясь громко произнес он. – Тебе очень повезло, что ты дожил до этого момента. Уж кого-кого, но тебя я бы отправил на свидание с предками!
Откуда у него было столько ненависти к моей персоне? Я еще раз оглядел широкую спину этого человека. Да очень просто. Давным-давно, при поступлении сюда, я сломал ему челюсть и при первом же удобном случае он пытался вернуться к давнему
Да куда уж там. Удача оставила меня десять лет назад, когда прокурору по подтасованному делу следствия легко удалось доказать мое прямое причастие в убийстве троих мужчин.
Меня даже не пытались оправдать. Увели прямо из зала суда. Я видел ужас и обреченность в глазах супруги. Мне стыдно было смотреть на зареванных малолетних дочерей, но ничего… абсолютно ничего не мог поделать. Что самое поскудное – я не совершал всего того злодеяния, в чем меня обвиняли.
Адвокат лишь развел руками. Прокурор, наоборот, потирал их. А судье вообще было плевать кто из них выиграет дело. Это уже потом, когда я вошёл в доверие к Захару, он шепнул мне, что судье отвалили немало денег за невмешательство. Адвоката припугнули, а прокурору отсыпали столько доказательств, что не засадить за решетку мог бы только полный кретин.
Вот так и вышло, что безобидный, с виду, поход с работы до дома, в новогоднюю ночь, обернулся катастрофой для меня и моей семьи.
Чем они там меня накачали, я до сих пор затрудняюсь сказать, но чем-то очень сильным. Иначе как мое чистосердечное признание оказалось на столе у прокурора, которое он же и зачитал. Выходило, что я без повода замочил троих средних лет мужиков, где и был замечен недремлющим оком оператора видеонаблюдения вблизи торгового центра «Макс'И».
Однако карточная пирамида обвинения сложилась у них идеально и вот я пребываю здесь уже десять лет! Вначале была ярость и злость, готовность убить всех и каждого, потом осталась ненависть. А когда притупилось и это чувство, появилась скрытая месть, желание досидеть (незаконно) положенный срок, выйти и покарать тех, кто был причастен в этом деле.
Жена сразу осунулась, постарела… Горе в один момент убило её как физически, так и морально. По словам того же самого Захара, она каждую неделю приходила ко мне на встречу и приносила передачи, но ни одного раза мне не дали с ней увидеться.
А что видел я? Каторжную работу. Небо в клеточку из одиночки да нескончаемые коридоры самой тюрьмы, которые я протопал не один десяток километров. Лично меня выводили на улицу, во двор тюремной зоны один раз в году – на мой день рождения. Почему было такое предвзятое отношение я не знал, но постепенно у всех зоновских сложилось мнение, что я особенный. Так и прицепилось ко мне это погоняло. Даже охранники называли меня не по номеру, а этим режущим слух словом: «особенный».
Сокамерников у меня никогда не было (опять-таки плюс за мое погоняло). Коротать долгие мучительные ночи приходилось в одиночестве. Как я не сошел с ума – не знаю. Наверное жажда возвращения к жене и детям, да ещё вера в Бога сотворили чудо. Всевышнего здесь вообще чтут и даже любая трапеза не обходится без молитвы к Нему. Да что там говорить. Даже я проникся этим и сохранил в душе человечность.
У многих не получилось даже этого. Они зачастую сходили с ума или же уходили в иной мир любыми подручными способами. Я вытерпел. Прошел весь этот ад и сохранил здравый ум. Сколько мне Бог отведет ещё для свершения поставленных перед собой задач, я не знал, но просил лишь дать завершить еще не начатое дело. Хотя нет, дело сдвинулось с мертвой точки и сейчас я иду на кажущуюся такой далекой, свободу.
– Лицом к стене!
Грубый голос капитана настолько резко оборвал мои мысли, что я невольно вздрогнул. Он заметил и ему это понравилось.
– Не ссы, скоро будешь жене в юбку плакаться и детям. Хотя такую мразь даже дети должны возненавидеть.
Проглотив сказанное, я вошёл в открытую дверь и подойдя к столу, остановился.
Комната начальника тюрьмы. Лишь однажды я побывал здесь, но с того моего визита ничего не изменилось. Два стола: за одним сидел он, за другим – хмырь из охраны с автоматом; два шкафа и две банкетки. Вот и все, что заполняло эту самую важную комнату во всей колонии.