Багровый дождь
Шрифт:
— Товарищи лётчики! Герои-штурмовики! Вы дерётесь не щадя своей крови, сражаетесь изо всех сил, чтобы нанести врагу максимальный урон! Честь вам за это, и хвала! Но между тем, ещё не перевелись подлецы и трусы, которые, спасая собственную шкуру готовы бросить своих товарищей по оружию, или, того хуже — предать их! Полк! Слушай приказ! Подполковник Гайдар, Михаил Сергеевич, командир 23-его истребительного авиационного полка, при сопровождении самолётов «Ил-2» 82-ого ШАП на штурмовку наступающих частей противника, вылетел в небо пьяный. Встретив противодействие противника в количестве пяти «Ме-109» и четырёх «ФВ-190» вместо того, чтобы вступить в бой и обеспечить выполнение боевой задачи 82-м ШАП, приказал своим истребителям «Як-1» в количестве 38 штук уходить. В результате этого противник безнаказанно сбил все штурмовики группы. Безвозвратные потери составили 41 самолёт с экипажами. Вернувшись на аэродром,
Лётчики стояли молча и смотрели на труса. Ни в одном взгляде не было ни капли жалости, только гнев. Скольких они потеряли из-за таких вот Гайдаров? А сколько ещё потеряют… Жаль, что эту сволочь нельзя расстрелять столько раз, сколько из-за него людей погибло…
— Взвод! Становись! Оружие наизготовку!
Винтовки взметнулись к плечам, застыли стройной линией.
— Целься! Пли!
Грохнул залп. Бывший подполковник рухнул словно срезанный.
— Закопать, как собаку. Могилу — сровнять с землёй.
Медведев словно выплёвывал слова… [30]
Глава 41
Наша «четвёрка» в составе колонны спешит на Запад, к Мышково. Там немцы пытаются танковым тараном пробить дорогу к окружённым войскам Паулюса. Бои идут жуткие. Настоящая мясорубка. Каждый день на Восток движутся целые обозы с ранеными, тащат разбитую технику в ремонт. Словом, видно, что тяжело нашим приходится. Не дожидаясь обещанного пополнения, бригаде пришлось всем наличным составом срочно выдвинуться на рубеж нашей обороны. Татьяна мурлыкает песню. Мне хорошо слышно. Да и нашим ребятам тоже. Голос у неё красивый, мягкий. Да и песня красивая. Хоть и старая…
30
Такой расстрел действительно имел место. Правда, раньше, в августе 1942 года…
Так, 4 августа пятерка «Ил-2» 504-го ШАП 226-й ШАД (ведущий ст. л-т И. И. Пстыго) под прикрытием 11-и Як-1 148-го ИАП 269-й ИАД вылетела на разведку и штурмовку колонн 4-й танковой армии Гота в район юго-западнее Сталинграда.
В районе разведки «Яки» прикрытия сцепились с 5-ю «Bf109» и так «увлеклись» боем, что потеряли своих подопечных из виду. «Илы» остались одни.
Группе Пстыго все же удалось прорваться к дороге Аксай-Абганерово, где они обнаружили большую колонну танков и живой силы противника. Успев произвести фотографирование и штурмовку колонны в одном заходе, «Ил-2» подверглись атаке двадцатки «Bf109». 20 (!) «мессершмиттов-109» люфтваффе против пятерки «Илов» ВВС КА — силы далеко не равные. «Яки» 148-го ИАП на помощь не пришли. В завязавшемся жестоком воздушном бою все «Ил-2» были сбиты (3 из них совершили вынужденные посадки), но и пара «Bf109» «свечками» пошла к земле. Позже наземные части, в расположении которых упали «мессеры», прислали подтверждения победам штурмовиков. «Соколы» 148-го ИАП вернулись на свой аэродром «в полном составе и без единой пробоины…»
Об этом и ряде других нелицеприятных фактах в действиях истребительной авиации на сталинградском направлении отмечалось в указаниях командующего 8-й ВА генерала Т. Т. Хрюкина от 18.08.42 г. (исх. Љ 00295).
Сквозь зимнюю непогоду, в свете включенных фар мы мчимся туда, где нас ждут изнемогающие от фашистского натиска наши бойцы. Буквально несколько дней назад немцы полностью перемололи нашу кавалерийскую бригаду. Конники пошли в бой против танков не имея ни противотанковых орудий, ни даже гранат и бутылок с зажигательной смесью. Они полегли почти все, но не пропустили немцев. Не дали им развернуться. Они выиграли время для нас, чтобы мы, стальная гвардия, встретили врага и разбили…
…Пусть горы высоки, Пусть степи широки, — Слова прилетят в край родной. О смелых ребятах, О грозных атаках Расскажет конверт голубой…На броне сидит пехота. Правда, я этих орлов сразу предупредил — начнётся бой, сигайте с брони кто куда. У меня дульный тормоз стоит, так что, ребята, сдует вас первым же выстрелом. Те ничего не сказали. Поцокали языками, вокруг трофея нашего походили, затем на броню полезли. И помчались мы…
Ты, помнишь, сказала, Когда провожала: «Разлуку враги принесли…» Тех слов не забуду, Врагов бью повсюду, Чтоб вновь разлучить не смогли.Из следующего перед нами танка высовывается рука с красным флажком. Всё ясно. Приготовиться. Я дублирую команду экипажу. Вижу, как суровеет лицо Ивана, как напрягается внизу спина Олега.
— Таня, включи рацию. Может, чего услышим…
Действительно, слышим… Немецкая ругань и проклятия уже известны всем нам и без перевода. Моё ухо выхватывает из смеси голосов отдельные слова, но картину происходящего могу описать только одним словом — горячо. Драка идёт нешуточная. Но, судя по тому, что я уже слышу немцев — совсем рядом…
В боях и походах, В буран-непогоду, Лишь вспомню твой голос родной, Мне станет светлее, Мне станет теплее, Как будто ты рядом со мной.Наша колонна вылетает из леса и вот оно, поле боя: долина реки забита рвущимися на нас немцами. Прямо на берегу реки установлены пушки нескольких батарей. Перед ними отрыта жиденькая полоска пехотных окопов, в которой засели бронебойщики. Множество танков горит, но уцелевшие, умело маневрируя прут вперёд.
Огонь открываем с ходу. Даже не делая остановок для прицеливания. Главное сейчас ошеломить врага, как говорится — у страха глаза велики. Немецкая техника выше всяких похвал: мягкая подвеска позволяет идти без рывков, а оптика даёт возможность прицельного огня с такой дистанции, о которой на «КВ» я мог только мечтать. Первый же снаряд попадает в цель: угловатый, напоминающий гроб немецкий бронетранспортёр застывает на месте, окутанный чадным пламенем. Уцелевшие пехотинцы вываливаются наружу, прыгают через борта. Но тщетно — кто-то из наших ребят удачно кладёт фугасный возле двигателя, и град осколков сметает фашистов прочь. Замечаю удачное место для выстрела: четыре танка идут коробочкой, а между ними мельтешат каски гренадеров. Если туда положить осколочный… От рикошета со всех четырёх сторон спасшихся не будет… Но не получается. Кто-то из бронебойщиков расстилает гусеницу у немца. Танк разворачивает, и тут же в борт влипает бронебойный. Из всех щелей вырывается пламя, взмывает вверх круглый люк водителя.
— Есть!
Это Иван не в силах сдержать восхищение удачным выстрелом.
— Бронебойный!
Лязгает затвор.
— Смотри, вон тот, слева. Видишь?
— Командирский?
— Точно! Две антенны. Если попадём…
— Готово!
— Выстрел!
Гулкий удар по ушам. Тут же виляем в сторону, и я слышу короткий мат. Танк резко застывает на месте. Мгновенно по лицам протягивает холодным ветерком, так же резко поднимаются в громкости звуки боя. Я слышу голос Олега:
— Я тебе, сукин сын, покажу гранату! Что?! Звёзды не видишь?!! Придурок!!!
Вновь лязгает люк, и «Т-IV» продолжает бой. Я ору в гарнитуру:
— В чём дело, мехвод?!
— Да, понимаешь, майор, нашёлся тут, панфиловец… С дуру нас за фашистов принял… Чуть гусеницу не размотал Ворошиловским килограммом…
— Не отвлекайся. Дима — бронепрожигающий!
Вновь лязгает затвор. Иван крутит рукоятку горизонтальной наводки, а я прилип к командирской башенке.