Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем
Шрифт:
Достал червонец — другое дело: оракул заработал! Что там говорилось, я уже не помню, но были в том гаданье, похожем на молитву, и львы на дороге, и змея-стерва, и святой Георгий. От меня требовалось повторять: «Аминь».
Цыганка вырвала у меня из челки волос и просила «дать, сколько дашь». «Все верну!» — божилась она и снова «молилась» напористо и четко.
А деньги пропали — цыганка резко дунула в кулак, и все — улетели! Цыганский фокус. Элементарная ловкость рук. Зато эффектно. Говорят, что котляры научились ему у цыган-ловарей.
— Держи — твое, — в руке у гадалки вновь оказались мой русый волос и железный рубль. — Выбросишь на первом перекрестке дорог через левое плечо и скажешь: «Аминь».
Я хотел было взять, но она говорит:
— Стой, погоди. Голой рукой это брать нельзя. Надо
Мне интересно, что будет дальше, и я достаю уже третий червонец.
Цыганка продолжает:
— Тело надо перекрестить — расстегни куртку.
Усердно крестит. Молится и крестит. Благословляет на все хорошее. Потом выясняется — карманы тоже надо крестить, а для этого они должны быть «чистыми», то есть пустыми!
— Все тебе верну!
Мне уже ясен нехитрый механизм цыганского развода, и я говорю, что и так, мол, сойдет, по карманам не лезь, но цыганка настаивает, я порываюсь от нее уйти и ухожу. Она вслед кричит:
— Отойдешь на двадцать шагов — умрешь!
Ха-ха-ха!
В уличных гадалках главное — кураж. Если накатит, то их несет тем же вдохновением, что и поэтов. Откуда что берется! А вы попробуйте одеться нестандартно и выйти на улицу — ведь встречают по одежке, а ваша одежка выставляет напоказ прежде всего вашу невиданность и инакость. Вольно, невольно, вы — под прицелом, в центре внимания, одиночки в толпе. Ваша шляпа с пером, венок из одуванчиков, далианские усы или желтые ботинки — это вызов всей улице, рутине, укладу. Это маленький мятеж! Ведь ваше появление смачно перечеркивает унылую мысль о том, что принятый порядок — единственный на свете! Вы разделили и противопоставили инертность серой массы и личное дерзание. Отсюда весь драйв, и запал, и спесь. Гадалки, конечно же, обычные женщины (все люди как люди), но они вносят в смирение будней смятение праздника, новые краски, искус другой, непонятной жизни. За то им и вера, что про них никто ничего не знает. Темная энергия.
А я — узнаю. Поэтому иду — в другой уже раз — опять цыганки на вокзале дежурят, лица незнакомы — вторая смена. Одна — ко мне:
— Закурить не будет?
— Я не курю.
А она уже рядом:
— Извини, что грубо остановила. Разреши — погадаю. Все скажу. Завидуют тебе…
Так и познакомились. Разыгрался диалог. Я их пивом угостил. К ларьку они сами за пивом сбегали и сдачу принесли. Зажигательные, славные. Одна стоит, подливает мне в стаканчик «Сибирскую корону». Другая бьет чечетку. Мурлычут, скалятся. Такое впечатление, что сейчас ямщик на тройке примчится, затянут величальную и понесемся сломя голову на край света — мимо всех светофоров, «Связных», «Рив Гошей». Я им — вопрос, они мне — сто ответов. Попечалились, что барон у них умер недавно, нового не выбрали… Одна приближает ко мне лицо и доверительно так говорит:
— Митя, ты же разумный человек! Бери мою дочку, и мы тебя нашим бароном выберем!
— Нельзя же русским на цыганках жениться!
— Это раньше было, а сейчас не то.
— А ваши мужчины как на это посмотрят?
— Да что мужчины! Тьфу!
— Разве у вас не мужчины главные?
— Бомжи они! Какие мужчины? Денег не приносят.
— Вы, что ль, их кормите?
— Ну а кто же?!
Видимо, табор у них захудалый, бедный, подкошенный. Вот женщины и ходят бригадами гадать. Хороший цыган разве допустит, чтоб его жена или его дочка по вокзалам шлялись? Эти же мне сами какую-то красотку из своих подсунули! Даже отдалились — чтобы не мешать, пока мы с красоткой общаемся за столиком в буфете; новая «теща» организовала нам этот тет-а-тет. А невеста — молодая, улыбчиво-уклончива, но повадка вольготная, все жвачку жевала. Что-то в ней было прихотливо-ленивое…
Кончилось тем, что и меня, и невесту, и расторопную «тещу» задержал наряд милиции («за распитие алкогольных напитков на территории железнодорожного вокзала»). Впрочем, отпустили без протокола. И это — подчеркиваю! — был САМЫЙ негативный результат моего общения с цыганами!
Раньше я все думал — как их не отвадят с вокзальной-то площади, если цыганки (под самым носом у Линейного отдела! на виду! не скрываясь!) только и делают, что обирают да мутят воду? А потом оказалось, что они им платят — цыганки ментам, и менты их крышуют. Обычный симбиоз. Жизнь виновата. Система. Зло. Общие грешки. У нашей милиции логика какая? Если не можем победить преступность, то можем хотя бы на ней нажиться, хоть в чем-то получить моральное удовлетворение от чмошной службы! Общество — гнилое. А люди — неплохие: по обе стороны. Жалко их без жалости. Все было, все будет.
Пошел тут брать билеты — подходит цыганка: лицо — длинное, в стиле Эль Греко, но взгляд потухший, глаза без выражения. А раньше явно была красавицей.
— Молодой человек! Дай на хлебушек!
— А ты, ромни [11] , из какой кумпании?
Она:
— Ой!
— Рувони? Немцони? Мустафони?
— Ай!
Аж остолбенела. Первый раз слышит, чтобы белый человек такими словами с ней разговаривал!
Звали ее Быза. Она оказалась из Авдотьинского табора. Муж ее бросил, «ушел к русской бабе».
11
Цыганка.
— Так не бывает, — говорю.
— Бывает!
Теперь эта Быза — бедно одетая, вся неопрятная, в шерстяном платке да изношенной куртке — ходит гадать со своей младшей дочерью. Дочка — недалекая; в манерах и облике что-то воронье — неблагородное, трущобное.
— Быза, а наркотой в вашем таборе торгуют?
— Нет! Что ты! Сволочь буду перед тобой! Никто не торгует! Мы бедные цыгане, а кто торгует, тот богатый! Татарские, венгерские цыгане торгуют, это самый противный народ — венгерские цыгане… [12]
12
«Татарскими цыганами» котляры называют крымов, «венгерскими» — ловарей, «китайцами» — мугат.
Я в тот период собирал для книги страшные легенды — про мулей (мертвецов, которые «ходят»). Это целый жанр. У цыган-котляров есть сотни историй на эту тему. Каким бы ни было их содержание — пусть даже самым невероятным, рассказчик их будет рассказывать «всерьез», даже если сам не очень в них верит. А ты как слушатель тоже должен кивать с умным видом, а если усомнился — сомневайся внутри, не выражай, иначе рассказчик на тебя обидится за то, что ты не веришь в его правдивость!
— Бабушка не ходила, а дедушка ходил, — вспоминает Быза. — Умер, а ходил. Шесть недель! Каблуками стучал, а его мы не видели. Мне двенадцать лет было. Мы боимся — ой! — даже говорить про это боимся! Ночью сидим, а крючок на двери — то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Ты понимаешь? Он его хочет откинуть и выйти, на улицу выйти, а никак не может! А потом вдруг раз — и вышел: дверь сама открылась! Нам и в окошко посмотреть страшно, а мама не боялась. Говорит: «Вы глупые. Дедушка умер. Он в земле. Не может быть, чтобы он ходил! Я вам покажу!» И пошла из дома. Выходит, а там — старик с палкой! Она обратно, дверь — на крючок. Утром пошла в церковь, позвали попа. Он к нам пришел, сделал, как по-поповски надо, и больше дедушка не ходил. Мы очень боимся того, кто ходит. Дети чуть не ссут. А к вам не ходят?
— Нет, у нас покойники смирные. А раньше тоже, наверное, ходили. Раньше и русские в это верили.
Быза смеется беззубым ртом. Она родом из котляров молдавайа (сами себя они называют «молдавские цыгане»), но ее в свое время сосватали в табор котляров-сербиян. Тут надо пояснить, что котлярская общность неоднородна: внутри нее тоже выделяются «нэции» — этноподгруппы, которые сложились в зависимости от того, откуда их предки пришли в Россию. На территории бывшего Советского Союза живут такие котлярские нэции, как венгры, молдаване (или «молдавайа»), сербияне (или «сербиайа»), греки, добруджцы. Они, в свою очередь, делятся на «вицы» — родовые кланы: например, рувони, бэлорони, тимони. Названия виц чаще всего образованы от имени их родоначальника. Кирилешти — это потомки Кирилла, михэйешти — Михая. Клан Сапоррони пошел от цыгана по кличке Сапорро, что значит «Змееныш». Рувони (по-котлярски «рув» — это «волк») объясняют свое именование так: «Раньше цыгане в палатках жили. Старший вышел за палатки, и его сзади укусил волк. С тех пор стали называть нас «волки».