Бакалавр
Шрифт:
С этим словами он развернулся и, не проверяя, идёт Лана за ним или стоит, разинув рот (а очень хотелось, кстати, потому что она не только не увидела его приближение, но даже и не почувствовала его), двинулся вглубь собора, забирая вправо. Лана восхищенно покрутила головой и поспешила за ним, как корабль за судёнышком лоцмана.
По коридорам и галереям. Через арки и бесшумно распахивающиеся двери. По мрамору и терракотовой плитке. Всё дальше и дальше, спускаясь и поднимаясь, сворачивая туда, где, казалось, вовсе не было никакого прохода… ещё одна почерневшая
— Добро пожаловать в сады Ватикана, синьорина! — произнёс отец Луиджи, и в голосе его отчётливо слышна была гордость.
Лана, привыкшая оценивать любой ландшафт с точки зрения атаки, обороны, скрытного перемещения и отхода без потерь, усмехнулась про себя. Со всех этих точек её окружал сущий кошмар. Но — красиво, не поспоришь. Чёрно-зеленые, неподвижные, словно нарисованные кипарисы. Раскидистые кроны пиний. Пальмы, то высокие и тонкие, то низкие и пузатые. Ветерок, которому не хватало силёнок выпутаться из ветвей цветущих олеандров. Флегматичные черепахи, греющиеся на солнышке. Два павлина, развернувшие ослепительные веера хвостов и проводившие пару презрительными воплями. Мелкая водяная пыль, заставляющая позеленевшие камни водопада переливаться всеми цветами пойманной ею радуги.
— Не хотите ли напиться? — тоном гостеприимного хозяина осведомился отец Луиджи. — Всю воду в Риме, кроме той, что в Тибре, можно пить, так повелось ещё со времён цезарей.
Лана покачала головой. Можно или нельзя, но в незнакомой местности она предпочитала не рисковать.
Дорожки уводили их всё дальше от гама, создаваемого группками паломников и туристов, рассыпавшимися по садам. Вскоре вокруг не осталось ни души, а впереди, в окружении усыпанных цветами кустов гибискуса (не зря ты штудировала подготовленные материалы, ох, не зря! Теперь хоть знаешь, как называются все эти местные зелёные штуки!) замаячила увитая виноградом беседка. Три ступеньки, едва ощутимое покалывание защитного поля…
— Благословите, монсеньор!
Кардинал Беккаделли сидел в плетёном кресле возле стола, цвет столешницы которого Лана не взялась бы определить сходу — такой древней она была. Угловатой кардинальской шапки на нём уже не было, только памятная Лане по вчерашнему разговору дзукетта. Да, она не ошиблась: при свете дня морщины на лице духовного отца стали ещё более заметны. Он выглядел даже не усталым — утомлённым. Разницу Лана знала не понаслышке, и утомления боялась куда больше, чем усталости. Впрочем, усталости она не боялась вообще.
Проклятая юбка мешала не на шутку, но мрина всё же опустилась на колено перед тем, как коснулась губами кроваво-красного камня в перстне. Левая рука кардинала скользнула по палантину, прикрывавшему склонённую женскую голову, легонько погладила.
— Встань, дитя моё.
Отец Луиджи предупредительно поддержал поднимающуюся женщину под локоть и придвинул кресло.
— Встань — и садись. Зачем бы я тебе ни понадобился, дело не на одну минуту, не так ли? Да, думаю, и не на пять. Луиджи?
— Всё в порядке, монсеньор, — негромко проговорил провожатый Ланы, перемещаясь за спинку кресла патрона.
Лана, сдвинувшая поднадоевший палантин почти на затылок, уселась во второе кресло и заинтересованно приподняла бровь над правым — голубым — глазом.
— Со дня основания Ватикана ему принадлежит пальма первенства по части подслушивания и подглядывания, — верно понял её собеседник. — Однако здесь можно разговаривать свободно. По крайней мере, до тех пор, пока за порядком следит отец Луиджи. Предвосхищая твой вопрос — мой секретарь не настолько глуп, чтобы быть ненадёжным. Я доверяю ему. Доверяй и ты. Так что же привело тебя в Вечный Город?
— Желание навестить духовного отца вы не рассматриваете? — нейтрально улыбнулась Лана.
— В твоём случае? — кардинал усмехнулся. На лицо, только что почти белёсое, возвращались краски, он явно почувствовал себя лучше. — Прости, но нет. Мои дочери редко путешествуют ради собственного удовольствия. А уж ради моего — и вовсе никогда.
— Значит, это плохие дочери, — твёрдо сказала мрина. — И я не исключение. Увы. Но всё же — как ваши дела, монсеньор? Вы неважно выглядите. Про своего сослуживца я сказала бы — достали отцы-командиры, но какие слова будут уместны в вашем случае, даже и не знаю.
Она сознательно решила с первых слов взять быка за рога. Подобную тактику полученные е ю инструкции категорически не рекомендовали, но инструкторы не знали этого человека, никогда его не видели и не могли оценить нюансы. Лана — знала, видела и могла.
— Видишь ли, Церковь — это та же армия. Ты прибываешь к новому месту службы, вроде бы даже с повышением, и обнаруживаешь…
— … что великий Цезарь был прав, — самым непочтительным образом перебила его Лана, — и быть первым в деревне действительно лучше. Особенно когда в Риме ты даже не второй.
С плотно сжатых губ отца Луиджи сорвалось что-то, подозрительно напоминающее шипение разъярённой змеи, но кардинал и бровью не повёл.
— Ты права, дитя. Увы, права. Со временем положение изменится, но сейчас…
— Сейчас в ваших руках нет конкретного и достойного дела. Дела, которое позволило бы вам претендовать на положение более высокое, нежели теперь. Не так ли?
Пожилой господин, элегически рассуждавший о реалиях службы, менялся на глазах. Спина стала прямее, морщины разглаживались, губы искривились в улыбке, которой испугался бы сам страх. Лана не испугалась. Наверное, потому, что не была страхом.
— Уж не хочешь ли ты предложить мне — мне! — дело?
— Поправьте меня, монсеньор, если я ошибаюсь… планетарные епархии должны управляться кардиналами, не так ли?
Теперь Чезаре Беккаделли был похож на кота, нацелившегося на мышиную нору. Мышцы напряглись, глаза горели. Не хватало только азартно подрагивающего хвоста. Впрочем, кто знает, что скрывают кресло и сутана?
— Ты не ошибаешься. Но кардиналов куда больше, чем планетарных епархий.
— А если я по случаю знаю одну бесхозную?