Баланс Темного
Шрифт:
— Вон! — он показал пальцем вдаль, дождавшись, когда я поднимусь на горку. — Хандо!
Одна полоска леса с заканчивалась, и чуть дальше начинался другая, а в промежутке между ними стояла деревня Хандо. Идти нам предстояло ещё километра два, но уже издалека я видел, что деревня разрослась больше, чем деревня разбойников. В Хандо было около сорока жилых домов и штук десять сооружений с большими крышами. Со всех сторон деревню закрывал забор-частокол. Из домиков в небо поднимались серые ручейки дыма, а из большой каменной трубы валил почти чёрный столб — работала кузница.
— Через
— Погоди! — я тормознул его, положив руку на плечо. — Пока ты далеко не убежал, можешь рассказать, как там у вас всё устроено, и кто главный?
— Теперь всем управляет Акрота, — произнося её имя, травник медленно моргнул и блаженно улыбнулся. — С тех пор, как жрица стала старейшиной, дела идут очень хорошо.
— Правда?
— Она объединила людей. Фермеры в полях помогают друг другу, и теперь у нас всегда есть урожай, охотники ходят за добычей группами, и почти каждый день мы едим мясо, а ещё она договорилась, чтобы кузнец из Хефама обучил Железнолобого Тальбо кузнечному делу. В минувшем году мы не отдали ни одного ребёнка на службу Бирюзовым клинкам! — последнюю фразу травник произнёс с особой гордостью.
— А почему вы должны их отдавать?
— Мы должны платить Бирюзовым клинкам за охрану земель от захватчиков. Можно платить золотом, едой, оружием или детьми. Клинки воспитают детей воинами, и те будут охранять уже следующие поколения обычных жителей, а жители будут платить им дань и так по кругу, — объясняя, как работают налоги, Мин смотрел мне в глаза, как препод смотрит в глаза туповатому студенту, но, видимо, не нашёл там понимания и безнадёжно махнул рукой. — Впрочем, вам — дикарям с Оглонских остовов этого не понять, небось до сих пор сначала моетесь в бочках, а потом пьёте из них воду?
— Бывает, — я виновато пожал плечами и поспешил оправдаться. — Хотя многие уже запомнили: сначала — пить, и только потом — жопу макать!
Травник надменно хмыкнул.
— А кто управлял деревней до Акроты?
— Ган — сын кочевника Зигледа, который основал деревню. Ган был плохим старейшиной, — травник смачно плюнул себе под ноги, — он наказывал людей за любые провинности и урезал в еде. А у тех, кто противостоял Гансу, он забирал детей и отдавал в качестве дани Бирюзовым клинкам.
— Где он сейчас?
— Он ушёл из Хандо два года назад с детьми, пообещал, что не отдаст их Бирюзовым клинкам, а обучит сражаться и приведёт назад, но так и не вернулся, — травник грустно вздохнул. — Мы думаем, что у Гана были долги перед клинками и, обманом он решил рассчитаться нашими детьми.
— Жесть! — я сжал зубы, представляя рожу упыря Гана.
— Но больше этого не повториться, Акрота такого не допустит! Акрота умная и справедливая, честная и добрая, сильная, но одновременно женственная…, - Мин прикрыл глаза и высунул кончик языка. — … красивая и улыбчивая, милая и вкусно пахнет. А какие у неё…
— Эй! — я хлопнул травника между лопаток. — Не вздумай при мне шелудить своими ручонками в карманах, понял?!
…….
День подходил к концу, когда мы пришли к воротам Хандо. Пилей. Уровень Митры — 4. Воин вскочил со стула и направил в мою сторону копьё:
— Мин, мать
— Покажи ему! — сказал мне Мин, будто мы заранее о чём-то договаривались.
— Что показать?!
— Знак Митры, покажи, дубина!
— А-а-а, — я закатал рукав. — Вот!
Казалось бы, как это могло помочь, да? Оказывается — ещё как! Увидев знак Митры, Пилей открыл рот и опустил копьё, Мин просочился в щель приоткрытых ворот и сказал, чтобы я шёл за ним.
— Но, как такое возможно? — спросил Пилей, показывая пальцем то на мой лоб, то на руку.
— Магия! — сказал я и пролез в щель вслед за Мином.
Близилась ночь, и деревня Хандо засыпала. Травник вёл меня по разъезженной телегами дороге мимо бревенчатых домов. В отличие от наспех сколоченных вигвамов в деревне Гойнуса, дома в Хандо походили на обычные деревенские дома — брус, острые крыши, прорубленные окна.
— Куда мы идём?
— Ко мне домой, — ответил Мин. — Сегодня уже слишком поздно, чтобы идти к Акроте, и я не хочу её тревожить. Жрица очень много делает и сильно устаёт, может быть она уже спит, а значит…
— Я понял-понял! Домой так домой!
По пути нам встретился мужик с трубкой, который пускал дым, сидя на лавочке в одних трусах. Был ещё дед с удочкой, не знаю, насколько хороши его глаза, но в потёмках он привязывал крючок.
Дом Мина выглядел грязным и неухоженным, впрочем — как и его хозяин. Травник потянул на себя скрипучую дверь, а затем зажёг керосиновую лампу, ударив несколько раз огнивом. Внутри всё было хуже, чем снаружи. На полу и подоконниках сушились травы, на столе рядом с засохшим хлебом и вяленным мясом стояли колбы и толкушки для изготовления порошков, пахло аптекой, лесом и лакокрасочным заводом.
Травник наклонился к полу и оттащил в сторону затёртый до дыр коврик, потянул за железное кольцо, и в полу появлялась прямоугольная дыра в подвал. Мин спустился вниз вместе с лампой, а я привстал на колено, чтобы посмотреть — что он будет делать.
— Ё-моё! — вырвалось у меня вслух.
Обычно в погребах хранят банки с соленьями или овощи, но, похоже, травника дела гастрономические, не сильно интересовали. Я и раньше подозревал, что он чокнутый, но, чтобы настолько! По периметру погреба стояли деревянные полки, заполненные банками с серым порошком! Присмотревшись, я увидел, что там стояли не только банки, между ними ещё валялись мешки, узелки и стояли горшочки, но банки — очень похожие на наши трёхлитровые — выглядели наиболее эффектно. Подвал напоминал склад улик в отделе по борьбе с наркотиками. Сколько он натаскал сюда порошка? Тонну? Две?!
— Что это?!
— Слезоточивый порошок, — невозмутимо ответил Мин.
— Ты что, решил всю деревню выселить?
— Таким образом я получил второй уровень Митры, — сказал травник, снимая с пояса мешочки с заживляющей мазью и складируя их в промежутки между банками.
— В смысле?
— Освоив профессию травника, я стал получать Митру за то, что готовлю зелья или порошки. Чем больше приготовлю, тем больше получу Митры, — два мешочка с заживляющей мазью Мин оставил на поясе, но перевесил их на левый бок. — Я мог бы выкинуть всё это добро, но мне жалко.