Балансовая служба
Шрифт:
– В какой год ты хотел бы попасть? – поинтересовалась она.
Митрохин задумался. Действительно, в какой бы год он хотел попасть. Вернуться в Россию, какой она была до революции, или во время правления коммунистов? А может быть, предпочесть недалекое будущее, чтобы посмотреть, в какую сторону движется технический прогресс – основной продукт материалистического сознания человека.
Потом он осознал, что все его размышления не имеют никакого смысла.
– Ты же сказала, что мир изменился?
– Увы, это так.
– Так какая разница. Давай две тысячи шестой.
Медея снова вздохнула.
– Не буду тебя больше
– Вот и прекрасно, – осклабился Митрохин и запел: «Тачки, шмотки из коттона, видеомагнитофоны, ах как было славно той весной». Он вел себя нарочито грубо, потому что хотел заглушить разрастающуюся в душе тоску, от которой, он знал, невозможно будет скрыться. Были и другие эмоции, наполняющие его радостью. Он потирал ладони, предчувствуя, как вытянется лицо Люд очки, когда она увидит его живым и невредимым в Москве. Как поражены будут ненавидящие его, улыбающиеся в лицо и кривящиеся в спину знакомые и коллеги по бизнесу, когда он объявится, посвежевший, сбросивший пятьдесят кило, с потрясающим загаром, словно провел пару месяцев в Анталии. Как рассмеется он, глядя на их холеные физиономии, как будет потешаться над ними, ограниченными и пустыми, живущими в своем узком, унылом мирке, даже не подозревая о том, что рядом существуют другие измерения, целые вселенные, что есть прошлое, куда можно попасть благодаря магии, и будущее, которое при желании можно изменить…
Митрохин обеспокоенно обернулся.
– Постой, Медея, – сказал он, – я не могу… просто не могу…
Но колдунья уже завершила заклятие. Она стояла, вытянув руки, и прощалась с Митрохиным, говорила что-то, но он не слышал ни слова. Мир вокруг Ивана Васильевича размазался, поплыл намокшей акварелью с холста реальности. Он почувствовал, как какая-то упорная сила мягко подталкивает его в спину, предлагает сделать шаг. И он уже собирался его сделать, нырнуть в черную дыру, чтобы провалиться в далекое будущее…
Но в последний момент что-то остановило Митрохина. Может быть, было это простым воспоминанием о собственном скотстве, в котором он, толстый, с масленой улыбкой на пухлых губах, полулежал на сиденье личного «Линкольна» с бутылкой «Jack Daniels» в руке и представлял свою встречу со службой эскорта. А может, ему показалось в этот миг, что Медея испытывает не только сожаление, прощаясь с ним. Он близко-близко увидел ее грустные глаза, в которых стояли слезы, и в душе у него родилась надежда. Иван Васильевич решил, что просто обязан остаться. Вместо того чтобы сделать шаг в будущее, он решительно отпрыгнул.
Расплывающийся мир в одно мгновение обрел четкие очертания, и лицо Медеи оказалось прямо перед ним. Митрохин сцапал девушку за руку и залепетал, чувствуя, что несет совершеннейшую ересь:
– Если бы не ты, я бы точно ушел. Но я не могу… Знаешь, мне плевать на Хазгаард, свободу человечества и все остальное. Но ты… Если бы мы…
Я уже не молод, конечно… Но у меня богатый опыт. Я сделал выводы. И мы могли бы…
Медея прервала поток изъявлений самых простых и естественных чувств, приложив два пальца к его губам.
– Тише, – сказал она едва слышно, – можешь ничего больше не говорить…
– Но я ведь только хотел…
Колдунья прильнула губами к его губам, отчего в голове бывшего банкира разом помутилось. На поцелуй он ответил страстно, обхватил девушку руками и прижал к себе.
Слова им понадобились очень не скоро.
Через несколько дней силы объединенного человечества двинулись через земли Хазгаарда ко дворцу Саркона. Всюду по стране полыхал огонь массового восстания. Лишенная голов, гидра власти джиннов над миром упиралась, не желая умирать, но дни ее были сочтены. Кое-где силаты и ифриты еще сопротивлялись людям, но в основном бежали за границы Хазгаарда, чтобы примкнуть к иным темным владыкам. Правители сопредельных государств хоть и сохраняли власть, но представляли небольшую угрозу для объединенного человечества, ведь ни один из них не был избранником, наделенным божественной силой.
Пирамиду Саркона в центре опустевшей Басры богочеловек и его сторонники застали покинутой.
Только ветер завывал, вгрызаясь в громадные камни. Величайший памятник Черному божеству поражал спокойным величием. В каждом камне читался почерк покровителя расы джиннов. Пирамида излучала темную энергию. Чем ближе они подходили, тем тревожнее становилось на душе, обострялись все страхи и сомнения, хотелось развернуться и бежать без оглядки.
– Она должна быть разрушена, – сказал Митрохин, не сводя глаз с колосса дворца Саркона.
Медея кивнула, улыбнулась едва заметно.
– Ты читаешь мои мысли, Ваня. Приглядись к ней внимательнее.
– О чем это ты?
– Смотри…
Иван Васильевич прищурился и только сейчас заметил, что порывы ветра уносят от величественной постройки целые горсти песка, а грани камней под солнцем оплывают, словно восковые, делаются гладкими. Дворец Саркона стремительно старился, сотни лет проносились для него за считаные секунды.
– Скоро от пирамиды ничего не останется, – сказала Медея, – на ее месте будет только пустыня. Время власть Черного божества в нашем мире закончилось. И это сделали мы.
Митрохин кивнул. Он прислушался к себе и понял внезапно, что по-настоящему счастлив. Его заполняло ощущение удовлетворенности содеянным.
Вот оно, его истинное предназначение в жизни – бороться за счастье всего человечества и быть рядом с Нею. Странно, конечно, что его настоящее бытие началось только здесь, в Хазгаарде, вдалеке от его времени. Правильно говорят, неисповедимы пути Господни. Белое божество привело его сюда, открыло глаза на пустоту прежней жизни, научило добиваться цели во имя воцарения добра и справедливости в мире, а не только ради собственной выгоды. Оно изменило его, подарило Любовь и сделало счастливым.
Он крепко обнял колдунью и проговорил, жмурясь под ярким солнцем Хазгаарда, как объевшийся сметаны кот:
– А хорошо-то как, Медейка. Нет, без балды, хорошо!
И заорал во все горло:
– Мне хорошо-о-о-о!
Надмирье. 1 уровень 2006 г. н.э.
Когда металлическая дверь с сухим скрежетом закрылась, Люцифер привалился к ней, стараясь перевести дух. Он отчетливо помнил записанные в уставе Балансовой службы когда-то давно кем-то очень мудрым и проницательным слова: «Дать людям возможность развивать техногенную цивилизацию, но подавлять любое проникновение в тайны мироздания!» Соблюдаемый сотни лет завет сегодня оказался нарушен. За временной чертог проник человек, обладающий мистическим знанием.