Балтика (Собрание сочинений)
Шрифт:
Та лишь отмахивалась, смеясь:
– Сей фуфлыга-богатырь только рыцарские романы читать и умеет, куда ему, сердешному, в настоящую драку!
Однако то, чего еще не видела императрица, было давно понятно нашему послу в Англии графу Воронцову, который имел от своих людей в парламенте информацию самую конфиденциальную.
– Сердце разрывается, когда я думаю об упрямстве в отправке эскадры в Архипелаг, когда новый враг на глазах всего света грозит кулаком в петербургские окна! – откровенничал он с посольским секретарем, закончив писание очередного секретного послания в столицу.
Волновался и гофмейстер Безбородко. По должности и чину он был всего лишь помощником при вице-канцлере, графе Остермане, но на самом деле все нити внешней
– Спровадим Грейга, а тут и швед под Кронштадтом всею силой объявится! Чем оборонимся тогда? Оглоблями? – горячился он, то и дело подтягивая сползавшие шелковые чулки.
Генерал-поручик Михельсон с тревогой доносил из приграничного Вильманстранда, что шведы собирают на границе войска, а на озере Сайма готовят флотилию лодок. С чего бы это?
Наконец встревожилась и сама Екатерина. Архипелаг Архипелагом, но безопасность столицы была куда важнее. Пребывая в сомнениях, вызвала она в Царское Село Чичагова, которому поручено было возглавить Балтийский флот после убытия Грейга.
– Справишься ли в случае шведской агрессии собственными силами? – спросила она с нескрываемой тревогой вошедшего в приемную залу адмирала.
Чичагов был человеком бесхитростным и честным. Императрице он заявил с прямотой обескураживающей:
– Даже ежели по всем сусекам скрести, то более пяти кораблей линейных не наскрести. А с таковыми силами можно лишь геройски помереть, но одолеть шведа никак, ибо против силы надобно выставлять таковую же силу, а оной у меня, увы, матушка, нету!
Адмирал Чичагов П.В.
И руки в стороны развел.
Отъезжая из Царского Села у въездных Египетских ворот встретил адмирал коляску генерал-аншефа и вице-президента военной коллегии Мусина-Пушкина, которая катила во дворец. Генерал вяло помахал Чичагову рукой. Оба прекрасно понимали в чем дело – Екатерина спешила узнать и о состоянии нашей армии и флота в балтийских пределах, чтобы принять какое-то важное решение.
Мусин-Пушкин тоже врать императрице не стал:
– Ваше величество, положение, прямо скажу, самое никудышнее. У нас вместе с гвардией наберется менее восьми тысяч, это даже ежели всем старикам гарнизонным да инвалидам ружья раздать. Против этого ополчения сиротского король шведский имеет до семи тысяч отборного десантного войска, гребной флот с армейскими командами да в Финляндии на границе в готовности полнейшей более двадцати тысяч испытанных ветеранов.
– Что же вы намереваетесь делать? – с грустью спросила императрица.
– Без боя мы, конечное дело, врагу землицы нашей не отдадим! – почесал затылок генерал-аншеф, – но боюсь, что Петербург нам не удержать!
Последним в тот день к Екатерине прибыл главный кронштадтский начальник, вице-адмирал Пущин. Екатерина Пущина не любила, за что – и сама не знала, ну не нравился ей сей флотовождь – и все тут!
Изобразив любезность, она спросила нелюбезного Пущина:
– Ну что, Петр Иванович, сдержишь ли шведа, коли тот нападать станет?
Пущин лишь вздохнул тяжко. Задумался. Не объяснять же императрице, что все лучшие пушки и канониров он давно передал на грейговские корабли, а ныне в крепости у него одни рекруты лопоухие. Потом ответил. История сохранила нам доподлинный ответ вице-адмирала: «Ежели пойдет неприятель с десантом, то уж какой арсенал ни был, без людей ничего не поможет… Совершенная беда, когда Грейга упустим из здешнева моря!..»
Приезд Пущина окончательно склонил императрицу к мысли – Грейга в море Средиземное не отпускать!
Мусин-Пушкин Алексей Семёнович
Тогда же для наблюдения за шведским флотом были высланы в море дозорные фрегаты «Мстиславец» «Гектор» и «Ярославец». Лишний пригляд никогда не помещает!
В это время короля Густава занимали совсем другие дела, как сделать так, чтобы русские напали первыми. Тогда и в глазах европейских монархов он будет страдальцем, но самое главное, нападение русских заткнет глотки всем его недругам внутри страны и позволит единолично возглавить защиту страны. Однако русские, занятые своими делами на юге, не то что нападать не желали, но и вовсе не помышляли ни о какой войне. Это сильно огорчало короля Густава. Чтобы разозлить русского медведя, король, казалось, перепробовал уже все возможное. Где-то в середине апреля предприняли даже попытку организовать бой на границе. Для этого шведские передовые посты внезапно двинулись вперед и заняли всю нейтральную территорию в надежде, что русские затеют спор. Но тщетно, последний упорно делали вид, что ничего не происходит. И тогда, посоветовавшись со своим другом, графом Стединком, Густав решился на крайнюю меру. По его тайному приказанию несколько лично преданных ему гвардейских офицеров приступили к подготовке секретной операции. Прежде всего, из столичного театра они изъяли бывшие там казачьи костюмы. Другую часть русских мундиров срочно сшил известный стокгольмский портной Линдгрен, за что ему щедро было плачено золотом, а затем за молчание даден и немалый чин директора. Местом диверсии определили затерянное в финляндской глубинке местечко Думала, что на берегу пограничной речушки Вуоксе. Там переодетым в русскую форму офицерам предстояло разорить несколько окрестных деревушек и вступить в перестрелку со шведскими форпостами.
Сгорая от нетерпения, Густав отправился в Свеаборг, чтобы быть поближе к месту будущего маскарада. Рядом с ним всегда его фаворит и неизменный советчик – барон Густав-Маврикий Армфельд. Ревнуя к брату, барона люто ненавидел герцог Карл. Армфельд платил ему тем же.
Но вот наконец и Свеаборг. На фронтоне главной крепости короля встречала выбитая в камне надпись: «Собственность шведской короны».
Не теряя времени, Густав тотчас выслал курьера в Пумалу к Стединку с приказом весьма лаконичным: «Начинай!»
Затем, собрав генералов, велел им готовиться к походу на Петербург.
– Но нужен хотя бы формальный повод! – заволновались генералы. – Нас же осудит вся Европа!
– Повод будет! – оборвал их король. – Екатерина не хочет войны с нами, но она должна будет воевать! Мы должны быть твердыми, как железо, и безжалостными, как выпущенное из пушки ядро! Никто не может уйти от своей судьбы!
Эх, знал бы он свою собственную судьбу…
Там временем в Думала граф Стединк приступил к выполнению своего тайного плана. Вначале он снял с границы несколько форпостов и переодетые в казаков офицеры ушли на нейтральную территорию. А наутро последовала и лихая «казачья» атака. Подпаливая деревенские дома, шведы непрерывно кривлялись и корчили самые зверские рожи (так, по их мнению, должны были выглядеть настоящие казаки), а затем для пущей убедительности кричали каждому из увиденных крестьян:
– Я ест казак звер!
Поджегши все, что им было положено, гвардейцы лихо постреляли холостыми зарядами в мелькавших на опушке солдат и с криком скрылись в нейтральном лесу, чтоб затем в отдалении незаметно вновь пересечь границу. Довольный Стединк, самолично наблюдавший все это красочное действо, тут же отправил записку королю: «Ваше величество! Дело сделано. Сто человек шведских солдат могут свидетельствовать о том, что неприятель открыл военные действия в шведской Финляндии…»
А спустя пару дней уже все шведские газеты извещали, что утром 24 июня 1788 года русские казаки тайком перешли речку Вуоксу, напали на шведский форпост, а затем, произведя разнузданный грабеж, сожгли дотла две деревни.