Балтийский форпост
Шрифт:
— А ты сам что думаешь? — и внимательно на управляющего своего смотрю. От того, каким ответ будет, решать стану, останется ли он у меня на службе или нет. Хотя, предварительно понятно, что ему этот договор с литвинами явно не по душе пришёлся. Вон как вначале скривился. Но проверить не помешает.
— Рази можно с врагами договариваться? — удивился Прохор. — Всю жизнь с ними резались, крови сколько между нами пролилось. Да ты же сам по зиме в поход ходил, своими глазами видел, что они на наших землях творят. Мы для них даже не скот, а гораздо уже!
— Все слышали? — развернулся к строю. — Вокруг враг! Ещё раз повторяю, мы находимся в боевом выходе! Поэтому не расслабляемся, броню не снимаем и оружие из рук не выпускаем! Десятники, командуйте.
Поманил Прохора за собой и отошёл в сторонку, чтобы дружине не мешать.
— Михаил-литейщик не приходил? Или Семёнов? — спросил о самом важном, взмахом руки отправляя конюха в сторону конюшни.
Лех поклонился, на Прохора быстро глянул. То ему кулаком исподтишка погрозил, глазами на лежащую плошку показал. Конюх понятливо кивнул, подхватил сосуд и скрылся с глаз, напоследок виновато уже на меня глянув.
— Оба были, — сразу же коротко ответил управляющий, провожая уходящего Леха взглядом. — Железо привезли, что сговаривались, да всё под навесы и выгрузили. Я по записям проверил, всё верно. Еле справились с ним. И ещё эти приходили, с Запсковья и с Романихи, в горшках то, что научил собирать, принесли.
Конюх скрылся в воротах, Прохор вздохнул:
— Много принесли, так я приказал всё в подпол сложить. А то в тепле уж очень запах от этих горшков неприятный. Твоё, боярин, распоряжение я выполнил, честь по чести со всеми рассчитался. И наказал ещё нести, как только соберут.
— Молодец! Всё правильно сделал! — похвалил Прохора. — И не вздыхай так, от этих горшков польза великая будет. А от Великих Ворот не приходили?
— Нет, тех пока не было. Но я о том помню. Придут, всё приму. Только как быть с тем товаром, если тебя не будет? Или отправить с кем?
— Можно и отправить, — кивнул согласно. — Раз эти перевозчики нас сюда перевезли, значит не в первый раз в город водой приходят? Ладно, сам сообразишь, как лучше сделать. Показывай пока, где что лежит. А после обо всём остальном поведаешь, как в городе люди живут, чем дышат? И о расходах тоже.
— А и пошли, покажу! Почему бы не показать? — управляющий с важным видом поклонился, предлагая мне пройти вперёд, к тем самым навесам. — А с рассказом всё просто. Через город шли, так всё сами и видели. По расходам же в доме доложу. Да и было бы там о чём докладывать…
— А это боярыне Стефе за настои пришлось отдать, — водил пальцем по берестяной грамотке Прохор, называя суммы и отчитываясь за расходы.
— Разве боярыня ещё лечит? — удивился и перебил управляющего. — То есть, разве она не знает, кому ты служишь?
— Почему не знает, знает! Только ведь тебя в городе нет, а слухи ходят, что и не будет. Так что лечит. То есть, лечила. Теперь-то и не знаю. После того, как ты тут объявился.
— Хуже по любому уже не будет. А скажи мне, как это ты деньги боярыне отдал? Они разве купцы? И лавки у них на торге появились? И, насколько я помню, она денег за лечение никогда не брала…
— Это с тебя не брала! — тут же припечатал Прохор. — А с других ещё как брала! Да сейчас такое время настало, что и не разобрать простому народу, где купец, а где боярин! У тех и других лавки повсюду! Когда такое было, чтобы боярин лавку держал? А купец в Совете сидел? Нахватались у ляхов всякой мерзости и к нам тянут!
Даже руками взмахнул в порыве искреннего возмущения.
— Ты не шуми, — одёрнул управляющего. — Ишь, разошёлся! Или забыл, что тоже боярину служишь?
Помолчал многозначительно, напирая взглядом на враз сникшего Прохора. Посчитал, что довольно держать паузу, что дошло до мужика, что понял он — рот лучше держать закрытым. А то ещё обмолвится вот так, сгоряча, где-нибудь в городе, не в том месте и среди не тех людишек, и всё! Пропадёт! И не увижу я больше своего управляющего!
— Сообразил? То-то! Лучше при себе держи подобные мысли, целее будешь. Так что там про настои? Кому понадобились?
— Сообразил, Василий Степанович, как есть сообразил! — поклонился мужичок в пояс. — Так рази я не понимаю, когда и где, с кем и о чём можно говорить? Мы ведь тоже с понятием…
— Ну, всё, заладил опять, — поморщился. — Не юродствуй и не ломай язык! Говори нормально! Что за настои?!
— Так это когда было! — посерьезнел Прохор. — Для Данилы брали, когда он побитым у нас лежал. Алёна в ту пору за ним приглядывала, на ноги поставить хотела. Тогда же много увечных было, вот травы у лекарки и закончились. Пришлось до Боярыни идти. Иначе не поправился бы товарищ твой.
Покосился на меня, прищурился и выдал:
— Виделись мы тут с ней намедни. Всё про тебя расспрашивала. Где ты, да как живёшь? Женился или нет? — покосился искоса с хитринкой в озорных глазах и добавил. — Не знаешь, к чему это у девки такой к тебе интерес?
— Вот и мне непонятно, с чего это у замужней бабы ко мне вдруг интерес проснулся?
— У какой-такой замужней? — растерялся Прохор. — Это ты про кого, Василий Степанович?
— Как про кого? Про Стефу, конечно же!
— При чём тут Стефа? — удивился Прохор. — Я тебе про Алёну толкую!
— Алёну? — тупо переспросил, потому как и сам растерялся. Мне сейчас как-то не до Стеф и не до Алён. Да и Стефа та ещё… Штучка! Плохо у нас сней отношения сложились, очень плохо.
— Про Алёну, — улыбнулся старик. — Она ведь в девках так ещё и ходит!
— Как в девках? Разве её зимой не сосватали?
— Так поворотила она сватов-то! — довольно воскликнул и заулыбался дед, — Дала им от ворот поворот! То-то смеху всем было. Давно так Романиха не веселилась!
— Какая Романиха? Это ещё кто такая? Не знаю я никакой Романихи!