Бамбочада
Шрифт:
Мурзик вылетел с раздробленной головой и стукнулся о панель.
Света невзвидел Торопуло. Между тем бродяга скрылся.
Схватив кота за лапки, бросился Торопуло за убийцей. Побежал убийца по переулку; по переулку спешил за ним Торопуло.
Но убийцы и след простыл.
На следующий день после службы пошел Торопуло к чучельнику Девицыну, которого Евгений прозвал «душой-Тряпичкиным»; это был жуткий обладатель скальпелей, кривых и прямых, лопаток для вынимания мозга, пинцетов для укладывания перьев, ножниц для отрезания корпусов у хвоста, крыльев, ног.
– Вот, – сказал он, – мой любимый кот; вот его фотографическая карточка. Придайте ему эту позу; пусть он лежит как живой.
– Можно, можно, – ответил «душа-Тряпичкин», рассматривая карточку. – Славный был котик… Как звать-то его было?
Торопуло обвел глазами комнату кустаря-одиночки. Валялись древесные стружки и вата, лежали нитки и шпагат, был рассыпан гипс; в углу Торопуло увидел паклю, на стене проволоку, в ящичках на столе лежали различного цвета глаза и акварельные краски. Под столом были сложены дощечки и рядом с ними цветы, морская и болотная трава; на столе стакан чая и конфетки «Дюшес».
Торопуло условился о плате и ушел.
Подобострастно провожал инженера Девицын.
Торопуло принужден был пройти мимо вегетарианской столовой.
Вегетарианцев Торопуло считал людьми безвкусными, больными; он снисходительно жалел их.
Страдая, он проходил мимо сухих, ничего не говорящих ни уму, ни воображению вывесок: «Я никого не ем», «Примирись» и др. Останавливался перед простыми меню и качал головой.
Суп молочный 25 коп.
Суп гороховый 20»
Щи 20»
Манная каша, молочная 25»
Гречневая размазня 20»
Брюква с гренками 30»
Котлеты сборные из овощей Дальше Торопуло не стал читать.
«Никакой поэзии, никакого быта, никакой истории, – подумал он. – Ничего, нас возвышающего».
«Душа-Тряпичкин» после ухода инженера отложил птицу и стал осматривать Мурзилку.
Положив Мурзилку на стол, посмотрел в окно и закурил.
«Куда это Наталья Тимофеевна пошла? – подумал он и сам себе ответил: – В кооператив. 60 лет, а какая крепкая женщина! Надо с ней советоваться насчет моей подагры. Приятно иметь подагу, значит, мои родители хорошо пожили. А кто это с Белоусовой?»
Девицын высунулся в окно.
– Здрасти, Матреша! – сказал он. – Я вашей сестрицы не узнал. Не желаете ли конфетку?
И галантно предложил дамам монпансье.
– Что это вы делаете? – спросила Матреша.
– Да вот инженер котика принес, – ответил чучельщик. Девицын приступил к реставрации. Прежде всего он заткнул рот Мурзилке ватой; затем он сделал три разреза.
Скоро шкурка была снята, тщательно очищена от жира и мяса, смазана мышьяковым составом. Девицын взял череп, глаза и мозг вынул.
Посмотрел на часы и пошел в вегетарианскую столовую «Гигиена» обедать. Он подошел к стойке, купил салат из сырых овощей, выпил стакан квасу, сел за столик и стал ждать.
Заказал подавальщице, подплывшей точно утица, красивой и круглой, борщ и кашу.
– Трудно ли вам работать? – спросил
– Замуж вышла!
– А где сегодня сидит Одуванчик?
– Там же, где всегда, – лениво ответила подавальщица.
В соседней комнате сидел мужчина лет пятидесяти, моложавый, бритый, с пышными, нежными, совершенно белыми волосами, зачесанными на затылок.
– А фокстротная жаба? – продолжал спрашивать интересующийся тем, что происходит в мире, Девицын.
В это время в дверях появилась полная женщина в голубой фетровой шляпе, с бледным упитанным лицом; презрительно окинув комнату, направилась к Одуванчику.
Это было любовное свидание, уже давно длившийся роман, очень интересовавший Девицына.
Тихо изгибал туловище Мурзилки Девицын; придавал контур такой, какой требовала поза на фотографической карточке.
Потом, пригладив мех, приступил к отделке головы; для этого он расширил рот и через него комками ваты заполнил все пустоты головы; затем подобрал соответствующего цвета и величины глаза, вставил их снаружи, расправил иглой веки, затем завязал рот Мурзилке ниткой и оставил сохнуть.
И опять разлегся Мурзилка наверху лестницы.
Чтобы утешить себя, чтобы отделаться от мыслей о смерти, Торопуло оправил баранью заднюю ногу, взлупил с нее кожицу, не отделяя от ручки; мясо разрезал ножом в листочки, насколько возможно тонко, но не отделяя от кости. Взял петрушки, изрубил дробно, стер в порошок тмину, лаврового листа, прибавил подсолнечного масла, соли, крупного перцу, вымешал и, этой смесью начинив мясо, наволок кожу, зашил; обернул в бумагу и стал жарить на вертеле.
И от любимого занятия стала неотчетливой его тоска, замирала, замирала и совсем прошла.
Вечером пришел Пуншевич.
На жердочке, обвитой цветущим шиповником, сидели малиновки и, подняв клювы к небу, звенели.
Под жердочкой было напечатано в колонку:
Церковный вестник.
Братская трапеза.
Закуска – из «Оглавления 25 томов».
Обед:
Кулебяка – из «Передовых статей».
Уха, Бульон – из разных статей, «по назревающим вопросам жизни».
– Это, должно быть, обед на квартире у редактора, – сказал Торопуло.
Он увидел длинный стол, уставленный цветами, и сотрудников «Церковного вестника».
Пуншевич отложил это меню в сторону. Взял другое.
На фоне дома и самодвижущегося экипажа сидит на траве компания из трех мужчин. Один в соломенной шляпе, другой в котелке, третий, толстый и лысый, без пиджака и шляпы. Компания играет в карты и пьет пиво из кружек.
Под играющими в карты и пьющими пиво напечатано:
РЕЧНОЙ ЯХТ-КЛУБ
28 июня 1898 года
ЗАКУСКИ И ВОДКА
1. КРЕМ КОНТЕС, КОНСОМЕ ЛЕГЮМ – ПИРОЖКИ РАЗНЫЕ
2. ЛОСОСИНА ПАРОВАЯ – ЖУАНВИЛЬ
3. ФИЛЕ ДЕ БЕФ РЕНЕСАНС – СОУС МАРСАЛЯ… -
и так далее.