Банальная история
Шрифт:
— …в последние месяцы его ревность превратилась в столь явную патологию, что уже настораживала. Он давно не отдает отчет ни своим поступкам, ни своим словам и мыслям….
Как легко судить.
Но разве нельзя сказать тоже самое про любого из нас? Разве мы отдаем отчет своим поступкам и словам? Разве каждый из нас не заражен язвой ревности? Разве она не диктует нам свои условия, не является порой главным мотивом поступка? И, как правило, не во благо себе и тем более предмету своего внимания.
Я ревную ко всем, кто с моей точки зрения представляет
Они ревнуют меня, категорически не принимая любое новое лицо, появляющееся рядом. Будь на месте Олега гений, миллиардер, Аполлон или сам Господь Бог, они бы все равно не приняли его. И ревновали.
Олег, естественно, ответил тем же. Но эта патология не досталась ему от папы и мамы. Он заразился ею от нас, с тем же наивным неверием в то, что это может быть заразно, как порой не верят специалисты, что безумие опасно для окружающих, как любая инфекция. Прошли годы, прежде чем он стал таким же, как мы, с тем же изъяном, с той же вечной болью в душе и вечным страхом потери, которая пропитала нашу ауру, насытила ее своими миазмами и принялась щедро одаривать ими ближайший круг. Он вступил в него, проникся, подчинился и получил в награду все то, что переполнило нас, извело и изъело плоть и душу.
Замкнутый круг наших отношений с трудом принял его и легко оттолкнул. Принял, чтобы искалечить, и оттолкнул, чтобы забыть. Он был чужаком, чужаком остался. Никто из нас не пытался понять, что он уже один из нас, с тем же тавро любви и ненависти в душе, с той же дикой болью, одной на всех.
Действительно — одному не интересно.
Гораздо слаще делить боль на двоих. А еще лучше на троих.
Жаль, что одну боль не поделишь на весь мир…
— …мне кажется, вы подошли в своих отношениях к естественному финалу…
Да-а…
Как ты об этом мечтал, как стремился! Ждал терпеливо, как охотник в засаде. Не менее терпеливо, чем Андрей, и прятал свое желание более искушенно, чем Сергей, завуалировав его под вполне понятную, искреннюю заботу о сестре. Но мечтал вернуть женщину.
Олег мог это не понимать, если б был, слеп и глух. Впрочем, и тогда он бы понял, почувствовал. Те токи, что мы излучаем по отношению друг к другу, невозможно не чувствовать — они осязаемы почти физически.
Я устала от этой грешной привязанности к каждому и всем разом и отошла всего лишь на минуту. Всего лишь на миг отдалась и мыслями, и чувствами лишь одному… и забыла, что порочный круг не разорвать, из него не выбраться…и была насильно возвращена, вновь встала в ряд стоящих на краю. Но уже с большим грузом грехов.
Мне ли не знать, что любую проблему нужно решать в истоке, не ждать, когда она расширит свое русло и хлынет водопадом на головы малодушным слепцам. Но я не стала, я понадеялась, что все утрясется само собой, и получила закономерный финал, в котором уже не было места моей иллюзии о спокойной счастливой жизни с Сергеем.
А ведь еще Сент-Экзюпери сказал: "мы в ответе за тех, кого приручили". Выходит, никто из нас, его не читал? Или читал, как читают сейчас — в краткой интернет-версии? Жил-был маленький принц, чистил планету и говорил умные вещи…
Интересно, а сколько строк займет биография семьи Шабуриных — Кустовских? Все наши печали, заботы, волнения, те интриги, что плетем ежедневно и во зло себе, назло другим, те итоги, что сами подводим, те мечты, что так и остаются мечтами?
Жили-были четыре мальчика и девочка…и умерли, как жили — незамеченными. Ничего особо умного не говорили, ничего особо ценного не совершили.
Разве то, что всю жизнь с чем-нибудь или кем-нибудь боролись и так увлеклись этим, что за неимением оппонента на всем обозримом просторе, искали его за горизонтом и благополучно находили.
Вот только во имя чего они вели эту борьбу?
Спасая себя или других? От скуки или от жестокости?
Во имя любви или из-за ненависти?
Сколько еще мы придумаем поводов и доводов к продолжению этой бессмысленной, изнуряющей борьбы и оправдаем каждый свой шаг и жест, будем стремиться к фальшивой победе, такой же призрачной, как миражи в пустыне. И не видеть, что реальный пейзаж уже обезображен трупами тех, с кем мы не боролись, а просто не заметили в этой борьбе…и оттого потеряли.
А я не хотела никого терять. Я хотела всего лишь найти покой да пару ответов на вполне внятные вопросы. Но видимо этого мне было не дано с рождения, как и многого другого. Например — здоровья.
"У тебя совершенно нет здоровья. Не заложено, не дано от рожденья. Совсем. Даже не ноль, а минус ноль", — заявила мне Ольга, когда в порыве энтузиазма просчитала мою матрицу судьбы по тем схемам, что им преподали на лекциях в институте.
"Тогда объясни, психолог ты мой недоученный, как же я болезная, еще живу?" — спросила я.
"У тебя очень, очень сильный ангел-хранитель. И не один. Вот это тебя и спасает".
Удивила.
Я вижу этих ангелов-хранителей каждый день, и даже знаю их имена: Алеша, Андрюша, Сергей. А потом появился четвертый — Олег.
— …ты ведь понимаешь это, Анечка?
Я, наконец, смогла посмотреть на брата. Кивнула — понимаю и попросила:
— Отвези меня к нему.
— Утром, хорошо? Нет необходимости ехать, на ночь глядя. С ним все в порядке, он здоров физически. Я настоял, чтобы его подержали, провели полное обследование, на всякий случай. Путь полежит, отдохнет, придет в себя. За ним присматривают, обслуживают, как VIP- персону. Отдельная палата…
— Ты хочешь сказать, что он может повторить попытку? — ужаснулась я, уловив из всего сказанного лишь эту мысль. И отчего-то поверила в подобную возможность безоговорочно.
— Анечка, самоубийцы народ непредсказуемый…
— Отвези меня к нему! Сейчас же отвези! — поднялась я.
— Хорошо, хорошо, но чай-то мы попьем?
"Чай?" — нахмурилась, я не понимая, и обвела взглядом стол: ужин так и стоял не тронутым. Об этой стороне жизнедеятельности человека я забыла, и расстроенно пожала плечами: