Банальная история
Шрифт:
Минут двадцать я сидела за круглым столом в гостиной, сложив руки на полированную поверхность, и тупо следила за отсчетом времени. Я пыталась понять, куда мог уйти Олег.
Вызвали на работу?
Глупая мысль. Он не незаменимый хирург, а весьма посредственный специалист, которого терпят лишь благодаря связям Алексея. Иначе его бы и к плановым операциям не допустили.
У друзей? Пошел провожать после внеплановой встречи?
Нонсенс. Если в доме появлялись друзья Олега, то как-то сам собой появлялся густой дух табака, низкосортного
Сейчас было чисто и свежо, что говорило за то что, ни один друг в мое отсутствие здесь не появлялся.
Тогда где Олег? Не спалось, вышел подышать свежим воздухом? Полюбоваться на метель?
Он пришел через час, когда я медленно, но верно начала впадать в панику. Молча скинул сапоги, прошел в комнату, сделав вид, что не заметил меня, разобрал диван, разделся и лег, отвернувшись к стене.
Я застыла, боясь пошевелиться, спросить… и услышать в ответ что-нибудь резкое, грубое, грязное.
А потом долго лежала поверх одеяла, разгадывая потолок, силилась понять, что происходит. И уверяла себя, что все хорошо, досадные семейные дрязги, пошлые и пустые. Быстро приходящие, быстро уходящие. Слишком частые. Как и претензии Олега, все более капризные, хамские. Этот тон, взгляды, жадная грубость в постели, желание причинить боль и упиться ею…
— Ты меня разлюбил? — я не надеялась на ответ. Мне, казалось, он спит, но я ошиблась. Все это время Олег мучился от обиды и злости. Он резко откинул одеяло и развернулся ко мне:
— Разлюбил?! — зашипел муж мне в лицо. Глаза злые и холодные. — А тебя можно любить? За что? Какой нормальный сможет любить тебя, терпеть то, что ты вытворяешь?! Мириться? Ты импотента из меня сделала! Ты и твои братья — извращенцы! Сволочи! Стая шакалов! Что-то ты рано вернулась — быстро управились? Или на этот раз тебя трахал только Андрюшенька?
Я размахнулась, желая влепить пощечину, но он перехватил руку, сжал до боли и навис надо мной. Я поняла по лицу — сейчас он способен на любую низость. Противиться, спорить, доказывать — бесполезно.
Я попыталась вырвать руку, он сжал ее сильней. Попыталась ударить второй — Олег перехватил и ее, начал выворачивать, заламывать. Я закусила губу, чтобы не расплакаться, не закричать, и все смотрела на него, пытаясь остановить безумца взглядом. Бесполезно.
— Мне больно! Отпусти!
Он отпрянул, выпустил и уткнулся лицом в подушку. Минута, пять, десять — и снова Олег навис надо мной, но уже другой — жалкий, виноватый и…упрямый:
— Я хочу ребенка. Я больше не хочу, не могу так жить. Хочу ясности.
— Давай возьмем преемного ребенка…
— Нет!! Того, что нам подсунет твой Алешенька?! Мне не нужен чужой, я хочу своего, родного. Чтобы у него были мой нос, мои глаза, губы, улыбка. Не Алешины, не Сережины — мои!!
Я зажмурилась и вдруг почувствовала такую усталость, что больше не желала сопротивляться, не могла. И кивнула:
— Хорошо.
Ночь кроликов Кентукки плавно переросла в утро и день. Мы оба устали от склок и стремились обновить отношения, направить их в позитивное русло вот таким незамысловатым способом — насилуя себя и свой организм. И преуспели в этом, забыв о времени.
В итоге мы оказались не готовы к гостям, и звонок застал нас в весьма пикантной положении.
— Кто это? — нахмурился Олег, а я посмотрела на часы: 17:05.
— Сережа! — и скатилась с дивана, спеша накинуть халат.
— Что ему надо? — обозлился Олег, не менее проворно натягивая спортивные брюки.
— Родители к дяде Севе улетают, их надо отвезти в аэропорт.
— А без тебя никак? — в голосе мужа опять проступали нотки капризного недовольства.
— Олег, каждый год я провожаю родителей в Калининград, и каждый год слышу один и тот же вопрос…
— Прямо "Ирония судьбы": "Каждый год мы с друзьями ходим в баню"…
Я невольно рассмеялась и поспешила открыть дверь — Сергей упорно жал на звонок и в нетерпении попинывал препятствие.
— Привет, — лицо недовольное, а взгляд подозрительный.
— Привет, проходи. Я сейчас, Сережа. Минут десять подожди, хорошо?
Он кивнул и зло посмотрел в спину Олега, прошедшего мимо на кухню. Была бы на нем футболка — вспыхнула бы. Сергей шагнул в коридор за ним.
— Сережа, — остановила я его, придерживая за рукав куртки. Видимо, у меня было испуганное лицо, потому что он широко улыбнулся и, напустив в глаза безмятежной дури, примирительно развел руками:
— Да ты что, Анюта? Я сока выпить — сушняк мучает.
Я подозрительно оглядела его физиономию и не нашла ни единого признака вчерашнего похмелья. Впрочем, обычно возлияния, даже чрезмерные, не отражались ни на его лице, ни в глазах. Они были зеркально чисты и бесхитростны. Только в их глубине по-прежнему жил зверь, поселившийся там еще во времена службы Сергея в армии. В моем присутствии этот зверь был животным покладистым и абсолютно домашним, но стоило отвернуться, как он становился невыносимо жестким и беспринципным хищником.
Я ушла одеваться и все думала — что случилось с Сережей в армии? Впрочем, в армии ли? Он всегда был драчуном и забиякой, водил дружбу с откровенными бандитами и казался родным братом криминалу. Не знаю, понимали ли его Алеша с Андреем, но я понимала. Сергея сжигало изнутри то, что поначалу лишь тлело в груди, но не осознавалось, а потому и не принималось, но потом оно начало крепнуть и разгораться, пожирая, словно хворост в топке, каждый прожитый день и год, а вместе с ними — и его самого. Я не знала, что это. Только догадывалась. Но страшилась увериться, как с детства боялась закрытых дверей и тупиков.