Банкир
Шрифт:
Альбер закуривал очередную сигарету, прикрывал глаза и отчетливо видел систему агентурных связей, какую он расставил… И себе представлялся тихим, незаметным паучком, таящимся где-то в самом темном углу Замка… Разработанная схема позволяла ему чувствовать малейшие толчки паутины, оставаясь невидимым.
Он ждал. Настанет миг, и в искусно сплетенную сеть попадется та самая добыча, которую он ждал… Кто ею будет? Пропавший финансист? Сам Магистр? Или — кто-то крупнее?..
Считается, что крупная добыча, попавшая в паутину, просто-напросто разрывает ее… Альбер усмехнулся… Он вспомнил, как много лет назад, еще ребенком, он наблюдал эту картинку… Громадный шершень угодил в паутину, сплетенную наподобие снайперского прицела… Но замешкался… Препятствие было слишком пустяковым для громадного
Маленький, невзрачный, серый паучок шустро пробежался по невесомым нитям, быстро опутал одну лапку шершня, другую… Тот понял опасность, рванулся — но поздно!.. Клейкие нити спутывали лапки, мешали рывку… А паучок суетился, выполняя привычную работу… Вот уже все лапки насекомого были спутаны, скручены одна к другой… Он беспомощно рвался из смертельной ловушки… Паучок замирал, стараясь не попасть под шальной удар тяжелого тела, и снова принимался за работу, связывая жертву все новыми и новыми путами… Через четверть часа насекомое уже не могло даже пошевелиться, и паучок спокойно приблизился и насладился пиршеством победителя.
Может быть, именно тогда, двенадцатилетним мальчуганом, Альбер и выбрал будущую профессию?..
Альбер прошел в крохотную кухоньку, сварил себе кофе… Квартирка в многоэтажной панельке с лифтом, где никто из жильцов не знает друг друга…
Система связи — по компьютеру; он мог через спутники войти в любое открытое информационное поле; вместо телефонного аппарата — спецсвязь, снабженная десятиуровневой системой защиты абонента: вычислить, откуда ведется разговор, если он длился менее пяти минут, невозможно. Схема минимального контактирования: на все интересующие его объекты Альбер выходил сам; ему информация поступала через местные отделы объявлений газет, радио и телеканалов…
Альбер умел ждать. Сумма ставки — сто миллиардов долларов — давала ему волнующе-азартное вдохновение… Словно он поставил на карту не только собственную жизнь, но и душу… Как все? Пожалуй, как все.
Неожиданно он поймал себя на том, что непроизвольно напевает какую-то мелодию… И понял — эту песню напевал плененный финансист во время работы с ним Доктора…
Она забавная… Забавная?.. Альбер вставил кассету в диктофон:
Сукно. Неровный желтый свет.Стук фишек. Золото монет.Рулетка.Одна лишь ставка — как судьбы итог,И ты богат, а значит, стал как богБалетный.И в, руки масть крапленая идет, а значит,Душу класть на отворот,На карту.Мерцает разум тучею хмельной —Ты выбрал случай — жгучее виноАзарта.Ты сам — инфант. Ты — гений ворожбы.Тебе фортуну сделать из судьбыТак сладко.И «завтра» — нет. Как плешей и седин.Один здесь царь, пророк и господин —Загадка.И голос, что ведет свою игру,И добр, как друг, и одинок, как круг,И — ласков.Комочек сердца — ах! — особый шик! —Спешит по замкнутой кривой душиК развязке.Легко бродить по краешку огня,И эта ночь сегодня для меняПусть ляжет.Сиренев воздух, и упруг, и свеж,И звезды тысячей шальных надеждПовяжут.Гибки тела плетей и танцовщиц,Клинки ресниц кровавят блицы лиц,Пророча.И пляшет шарик, как судьбы итог,И город мечется, как черный догПод ночью.«И город мечется, как черный дог под ночью…» Скорее «под ночью» мечется громадная страна… И только те, кто бредет по краешку огня, могут разглядеть хоть что-то в этой пронизывающей мир тьме.
Глава 15
— Не успело солнце сесть, а уже темно, — встретил Михеич возвращающегося из баньки мужчину. — Да и погоды стали такие — ни свет, ни тьма — не понять…
А ты по виду бодрее стал; сам я после баньки — вроде как заново народился… А вот что березового веничка нет — то не обессудь, не произрастают здесь березки те. А то и сосною, елкою в Сибири да за Уралом обмахиваются. А здесь — полынь-трава, дух от нее чистый, целебный, да силу злую гонит почище того ладана… Присаживайся, раб Божий Сергий… — Старик пододвинул к дощатому столу табуретку.
— Как вы меня назвали?
— Сергием. Сережей, значит. Нельзя ж человеку без имени. Похоже на твое или как?
Тот улыбнулся беспомощно, пожал плечами:
— Не помню.
— А Кришну помнишь?
— Кришну?
— Ну так… Кришну ты поминал… Говорил с ним… А себя — Сережей называл… Будто стучался ты к нему в дверь, стонал, приговаривал: «Сережа это, Сережа…»
— Кришна — это бог какой-то индуистский… Или герой?..
— Кришна, мил человек, одна из аватар Вишну…
— А-а-а… Грешно смеяться над больными. Я это слово и в твердой памяти не слыхал никогда.
— Аватара — значит нисхождение высшего бога к людям в какой-то форме, по-нашему, ипостаси, чтобы то или это дело свершить. Так вот, Кришна — это одно из воплощений Вишну. А само слово на санскрите обозначает «черный» или «темный»… А твой-то Кришна, которого в бреду ты звал, человек, я думаю, живой. Не припоминаешь?
Мужчина прикрыл глаза, но увидел не лицо, а несколько букв, начертанных крупным, круто заваленным вправо почерком: «КРШН», и в конце подписи — росчерк, похожий на клинок… И больше — ничего.
— Нет, — покачал он головой. — Не помню. Иван Михеич, а вы, случаем, не Бонгард-Левин на пенсионе?
— Кто?
— Бонгард-Левин, индолог.
— Жизнь прошла в трудах, а где труды, там и науки. Сорок лет с гаком — по казенным домам, а там — разные люди сиживали… ан видишь, вспомнил-таки Индию?
— Да я все хорошо помню…
— Все?
— Ну да.
— А ну-ка?
— Брежнев умер в восемьдесят втором, в ноябре. Потом — Андропов, Черненко.
Потом — Горбачев, перестройка началась… В девяносто первом… Да что я рассказываю — я действительно помню все… кроме своей собственной жизни! Кто я? Сколько мне лет? Откуда? — Он усмехнулся горько:
— Словно то, что я помню, я прочел в газете или книге… Или в учебнике…
— Ну, судя по аканию, московский ты парниша или подмосковный какой. А так — море тебя без документов принесло… Вроде — дар. Вот я, старый, и гадаю…
Ни татуировок на тебе — знать, не блатной, а…
— Иван Михеич, а почему все ж вы меня просто-напросто в больницу не отправили?
— Хе-хе… Знаешь, свет-сокол, как больницы наши зараз работают? Повезет, да здоровье выдюжит, так и выживешь, а не повезет… Да и куда тебя, беспамятного, везти было, а?.. Да в горячке?.. В ней концы и отдают… Списали бы покойничка, и вся недолга… А коли я мог выходить, а не выходил — на мне грех останется, а зачем мне лишний на девятом-то десятке?..
— Но… Я даже не знаю…
— Времена сейчас странные, не в привычке у людей помогать да друг дружку выхаживать… А только — лет сорок восемь тому, загибаться я стал в лагере, от дистрофии дохнул… И сдох бы, кабы не люди добрые… Пришла мне посылка с воли, а по инструкциям — сам я ту посылку должен был получить… И что? От лагеря до пункта — пятнадцать верст… Выдали мне конвойного, так тот конвойный меня, доходягу, те пятнадцать верст на себе и проволок… И — выживши я оказался, вот так вот. Отплачивать? А чем я ему отплачу, коли имени его не знаю даже? Уволился он, потом — война… И вот к чему я пришел: чтобы выжить на землице нашей — не злобиться да тянуть куски к себе надо, а помочь тому, кому хуже… По силам помочь, никто ж от тебя жилы рвать не требует… Вот глядишь — добро и живет по земле, оттого и люди — живехоньки, а не смертью все померли…