Барабан бьет сбор
Шрифт:
– Правильно! У Лиги должна быть цель, иначе все впустую! Понятная всем. Улучшить жизнь. По одиночке все бесполезно. Наша земля принадлежит все больше чужим шиольским ордам, не имеющим понятия о нуждах арендаторов и не желающих ничего о них знать. Большинство и не посещает свои владения. Повышение аренды неминуемо будет и это шанс заявить о себе. Важно потребовать установления определенного уровня «справедливой» арендной платы, устойчивого срока арендного договора, разрешения свободной продажи земли. Земля должна принадлежать работающим на ней.
– И что конкретно может сделать группа людей? – Блэр
– Если арендная плата будет повышена, а это обязательно случится в ближайшее время, убедить фермеров отказаться платить. Вот для того чтобы не согнали мы и должны присмотреть. На первый порах никакого насилия. Любой, согласившийся взять чужой участок должен стать изгоем. С ним не говорят, ему не продают, у него не покупают, к нему не нанимаются на работу и не оказывают помощь в любом виде. В Храме никто не встанет рядом и не отдаст в его семью дочь. Никакого общения!
– Ха! А ведь может сработать. Тут и жандармы не помогут. Преступления нет.
– Мне любопытно прозвучавшее «на первых порах», – осведомился Дубравин. – Это к чему?
– Лорды могут набрать собственных головорезов для запугивания. Они обязательно попробуют заставить правительство предпринять резкие действия. Рано или поздно кровь будет, – спокойно сказал Стен. – Я не хочу криминала и чем сильнее мы станем, тем больше шансов удержать стихию.
– В каждой истории есть два участника и точка зрения у них может различается кардинально, – подхватил Макс. – Любой считает правым исключительно себя. А у нас ведь Патра. Может мы и выступаем вместе против чужаков, но грыземся по страшному. Религия, горцы с долинными жителями, фермеры со скотоводами, кланы, племена.
– Только вместе мы можем добиться победы. Всем хорошо не будет никогда, – Стен поморщился, – хотя это лучше на площадях не говорить. Мне лично плевать на все вышеперечисленное и насколько это будет зависеть от меня, я буду соблюдать баланс интересов. Лига ветеранов обязательно включает всех. Потребности разных групп не всегда совпадают. Втянуть в борьбу каждого трудового человека. Не только земля, еще и профсоюзы. Просто это начало. Конкретное и всем понятное. И дальше не стоит отодвигать остальных. Ветераны – ядро. А Движение – общенациональное. Если необходимо будем сотрудничать и с прогрессистами, и с популистами, но только отдельной силой.
– Партия? – не удивился Макс. – И где-то впереди маячит знакомый лозунг: «Предоставления стране самоуправления и создания автономного парламента».
– Да! Шаг за шагом, вплоть до собственного управления. Это плохо?
– Это сомнительно. Никогда нам не дадут свободу.
– Невозможное всегда удаётся. Самое невероятное – это и есть самое верное решение. Я гарантирую: не завтра, не через год, возможно через кровь, но самоуправляемость мы получим при моей жизни! При одном условии – идти вместе.
К сидевшим неуверенно приблизился незнакомый солдат. Форма на нем была не морпехов. В транспорте собрали для отправления домой не только пятую. Были еще из 29-й пехотной.
На лице у него было написано: «Разрешите обратиться», а в трех шагах в качестве группы поддержки торчало еще несколько с уважительно-вопросительными лицами. После Гриффина и тюрьмы к Шаманову стали относиться с нескрываемым почтением и показательной предупредительностью.
Очень многие прекрасно поняли что произошло, а уж про капитана говорили практически в открытую. Никто не сомневался в убийстве зарвавшегося садиста. Официальную версию в расчет не брали. Всеми своими подвигами и наградами Стен не сумел себе сделать столь известного имени. Теперь его знали не только в морской пехоте и не одни офицеры.
Армия и флот в стороне не остались. И одобряли не только патраны или простые шиольские солдаты. Многие офицеры считали происшедшее правильным. Честь выше всего. Гриффин себя откровенно замарал низкими поступками. Шаманов повел себя как благородный человек. Дал сохранить лицо родственникам и наказал виновного. Это заслуживало похвалы и поднимало над многими, задавая планку поведения. Пойти на деяние, прекрасно зная о негативных последствиях для карьеры, да и дальнейшей жизни, не всякий решится.
– В чем дело? – спросил Стен доброжелательно. Слышать солдат все равно толком ничего не мог. Говорили они негромко, да и уловил что – какая разница? Он надеялся опереться на проверенных и заинтересованных сержантов в новом деле, но люди лишними не бывают.
– Там, – помявшись, доложил незнакомец, – моряки курс новый прокладывают. Мы идем не в Натмук. Прямиком к Синенду. Вы б сходили, выяснили, что к чему. Чего это домой не везут.
– Один Мрак, – поднимаясь, сказал Шаманов, – обязаны обеспечить бесплатный проезд до места принятия на службу. Не по морю, так по железной дороге. Ну пойдем, спросим.
– Это удачно получилось, – дождавшись пока толпа во главе с бывшим офицером повалит наружу, веско уронил Лайс. Всем в трюме вдруг стало страшно интересно, куда направляется делегация. Минут пять назад никто о столь прозаичных вещах и не задумывался.
– Зачем нам давление авторитета начальства? Сбор сержантов сам решит. Итак, я по любому пойду за Шамановым. Жены не имеется, детей тоже. Никто не ждет и жить мне негде. Идти в снова в сцепщики вагонов? В депо все места наверняка заняты. Спасибо, не хочется. Вот Таран назад в шахту горбатиться не желает и я схоже думал. Только куда деваться не знал. Тысяча в год зарплаты и пить без просыпа в выходные? Хочу чего поинтереснее. Стен предлагает цель в жизни. Выгорит или нет, Мрак его знает, но это хороший шанс. Ну? Кто как думает? Блэр?
– Я с вами, – заявил Садов. – Правда у меня то жена с ребенком имеется, но нам же база нужна? – он ухмыльнулся. – Почему не с моей деревни начать? Уж я точно знаю, кто и чем дышит. Кому требуется слово сказать, а кого и придержать за штаны.
– Макс?
– Я съезжу домой на пару недель, а потом вернусь. Все одно надо ведь пощупать настроения, да и всем с родичами повидаться.
– Таран?
– Нет парни. Политика, сельское хозяйство, самоуправляемость… Все это, – он точно обозначил ругательствами, что думает. – У меня еще старые знакомства сохранились.