Барабанщики и шпионы. Марсельеза Аркадия Гайдара
Шрифт:
«Так стоял я, вздрагивая; слезы катились, падали на осыпанные известкой сандалии, и мне становилось легче […] Кто его знает почему, мне казалось, что счастье мое было уже недалеко…»
Раскольников захвачен сходными чувствами, но уже после убийства, перед тем как решает сознаться: «И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения… Всё разом в нем размягчилось, и хлынули слезы».
Виктор Пелевин в повести «Жизнь насекомых» назвал Сережу Раскольниковым, который идет до конца. Раскольников по Пелевину не может убить без болезненной саморефлексии, а Сережа, чуждый
Но зачем тогда понадобился Гайдару разговор мальчика с внутренним голосом? Сережа боится «страшных людей», мечтает еще выскользнуть из этой ситуации, уговаривает голос, просит отсрочку, но потом замечает в расщелине пистолет, который сам же сюда и положил, и понимает, что выхода нет. Как только он потянулся к браунингу, голос заговорил с ним «тепло и ласково».
17
Пелевин В. Жизнь насекомых. М.: Вагриус, 2003. С. 162.
Сережа выстрелил, но, в отличие от Алены Ивановны, жертва в ответ открывает огонь. «И в следующее же мгновение пуля, выпущенная тем, кого я еще так недавно звал дядей, крепко заткнула мне горло».
«Маленький мальчик и большой герой был убит», – сказал бы здесь Виктор Гюго. Но наш барабанщик выживет.
И Сережа, и Раскольников преодолевают себя. Однако цели у них разные. Герою Достоевского надо доказать себе, что он имеет право подняться над общим уровнем и перешагнуть через иные препятствия. А Сереже – доказать себе и другим, что он является полноправным членом социума, и, возможно, смыть грех отца. Убийство ставит Раскольникова вне общества, на чем и играет хитрый следователь Порфирий Петрович, а Сережу, наоборот, возвращает в общество как полноценного гражданина, и следователь НКВД с ним ласков.
Сережа узнает, что «стал убийцей» лишь после того, как оправился от долгого забытья. К нему приходит Славка и бойко рассказывает, что же произошло на самом деле.
«Их посадили? – угрюмо спросил я.
– Кого “их”?
– Ну, этих, который дядя, – и Яков.
– Но ты же… ты же убил Якова, – пробормотал Славка и, по-видимому, сам испугался, не сказал ли он мне лишнего».
К изумлению Славки, эта новость не вызывает у Сережи никакого волнения.
«Разве?
– Ну да! – быстро затараторил Славка, увидев, что я даже не вздрогнул, а не то чтобы упасть в обморок. – Ты встал, и ты выстрелил. Но дом-то ведь был уже окружен и от калитки и от забора – их уже выследили. Тебе бы еще подождать две-три минуты, так их все равно бы захватили!
– Вон что! Значит, выходит, что и стрелял-то я напрасно!»
Раскольников упал в обморок в конторе, когда услышал, как обсуждают убийство старухи. Сережа, узнав, что убил человека, «даже не вздрогнул».
Советский мальчик отличается от русского студента: первый был преступником, а второй оказался героем. Никакого раскаяния, лишь облегчение. Надо было только выстрелить, чтобы все наладилось чудесным образом: отец вернется, начнется новая, прекрасная жизнь.
«В старой литературе человек, переступивший через чужую жизнь, сразу становился не таким, каким он был за минуту до этого, – писал Бенедикт Сарнов в книге “Случай Зощенко”. – И в глазах окружающих, и в собственных своих глазах он становился “убийцей”» [18] .
18
Сарнов Б. Случай Зощенко. М.: РИК «Культура», 1993. С. 211.
Конечно,
Раскольников живет в мире, где еще не было ни Мировой, ни Гражданской войны. Сережа, как и его создатель, – продукт иной эпохи. «Находясь с 14 лет на командных должностях Р.К.К.И., – пишет ответственный секретарь Енисейского губернского комитета в апреле 1922 года, – тов. Голиков является одним из немногих членов Р.К.С.М., доблестно вынесших на себе тяжести всей гражданской войны 1918–22 года» [19] .
19
РГАЛИ. Ф. 1672. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 1–1 (об).
Ситуации Сережи и Раскольникова оказываются зеркальными. Для Раскольникова осознание того, что он стал убийцей, приводит к постоянно усиливающимся мучениям. А у Сережи наоборот: убив Якова, он освобождается от душевных страданий. Ответ на вопрос «зачем я стрелял?» заключен именно здесь. Убить Якова нужно было не за тем, чтобы облегчить дело работникам НКВД, которые и так уже окружили сад (хотя Сережа этого не знает), а чтобы самому снять с себя груз. Сережа теперь может смотреть в глаза людям «прямо, открыто и честно».
«А вы замечали, что среди героев Гайдара нет счастливых детей?.. – писал А. Ефремов в предисловии к книге “Судьба барабанщика”. – Перед читателем проходят непонятые, страдающие отроки, отроки, несущие свою жизнь, как тягостный крест […] Когда-то Лев Николаевич Толстой сказал о “пустыне отрочества”. Мог ли он представить себе, какой станет эта пустыня под пером детского писателя конца тридцатых?..» [20]
Браунинг и револьвер
20
Ефремов А. Три попытки Аркадия Гайдара // Гайдар А. Судьба барабанщика. СПб.: Азбука, 2000. С. 6–31.
Есть в «Судьбе барабанщика» и «Даре» один сквозной сюжет: рассказ об оружии, которое постепенно набирает силу. У Гайдара это черный браунинг, а у Набокова – револьвер. Револьвер, правда, будет принадлежать не Годунову-Чердынцеву, а пародийному Яше. Годунов-Чердынцев отличается от Раскольникова и Сережи тем, что он своим Даром защищен и от убийства, и от самоубийства, и даже от безысходности ностальгии (ключ от России у него всегда с собой). Сережа странно сближается именно с Яшей; оба пишут стихи про матросов…
Браунинг появляется в «Судьбе барабанщика» не сразу. Сережа, пытаясь найти деньги, взламывает ящик письменного стола и находит черный, тускло поблескивающий от смазки боевой браунинг. «Я вынул обойму; в ней было шесть патронов, седьмого недоставало». Быть может, это тот же браунинг, что был выдан когда-то Аркадию Петровичу Голикову.
«Р.С.Ф.С.Р.
Управление особого отдела ВЧК
Особый отдел при реввоенсовете войск, действующих в Тамбовской губернии, отделение № 3 30 июля дня 1921 г. № 300, гор. Моршанск
Удостоверение
Тов. Голикову Аркадию Петровичу по роду… (обрыв) должности разрешается (обрыв) системы “Браунинг”… патрон
Нач. особого отд.
Комендант (подпись неразб.)» [21]
21
РГАЛИ. Ф. 1672. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 1.