Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир!
Шрифт:
— Хороший мальчик, — ласково сказала я. — Держись, ты же у меня молодец! — Уши коня слегка дернулись, но он продолжал держать голову низко наклоненной, осторожно ступая по склону.
— Победитель Трясин, — сказала я. — Как тебе, нравится?
У этого коня пока что не было имени — или, точнее, было, просто я его не знала. Тот человек, у которого Джейми купил конягу, назвал его неким немецким словечком, но Джейми заявил, что так нельзя именовать лошадь, на которой будет ездить леди. Когда я попросила его перевести это заковыристое слово, Джейми в ответ просто сжал губы и посмотрел на меня с чисто шотландской хитростью и упрямством,
Но в любом случае, по теории Джейми эта лошадь должна была со временем сама своими манерами продемонстрировать, как ее следует называть, и это и будет правильным именем (или, по крайней мере, произносимым вслух), а потому мне нужно просто наблюдать за животным и оценить его характер. На основании пробной поездки Ян предложил назвать его Кроликом, но Джейми просто покачал головой и сказал, что нет, это не подходит.
— Парнокопытное? — предположила я. — Легконогий? Ч-черт!
Конь резко остановился, и к тому у него были причины. Небольшой поток весело несся вниз по склону, беспечно прыгая с камня на камень. Зрелище было просто удивительным, — вода была чистой, как кристалл, и камни и трава под ней казались яркими, нарядными. К несчастью, поток выбрал себе не слишком подходящую дорогу — он выскочил прямо на тропу, и без того слишком узкую и сложную, и несся в долину впереди нас.
Мокрая насквозь, я выпрямилась в седле, оглядываясь. Обходного пути здесь не было. Справа от меня поднималась отвесная скала, из трещин на ее поверхности торчали кусты и пучки травы, а слева был склон настолько крутой, что пытаться спуститься по нему было равносильно самоубийству, тем более что он почти сплошь зарос всякой колючей гадостью. Негромко выругавшись, я развернула безымянного коня назад.
Если бы не разлившийся ручей, я бы просто вернулась к Мюллерам и предоставила Джейми и Яну кормиться самостоятельно еще некоторое время. Но теперь мне оставалось либо поискать другую дорогу к дому, либо просто стоять под проливным дождем и ждать, когда все это кончится.
Утомленные, мы потащились обратно по тропе. Однако меньше чем в четверти мили от залитого участка я увидела место, где склон горы образовывал небольшую седловину, углубление между двумя гранитными «рогами». Подобные геологические образования были делом обычным; на одной из соседних гор я видела такую же седловину, только куда больших размеров, ее называли Пиком Дьявола. Я прикинула, что если я проеду через расщелину на другую сторону склона, а потом двинусь немного наискось, то через некоторое время снова окажусь на своей тропе, там, где она уже поднимается к южной стороне гребня.
Поднявшись на стременах, я быстро осмотрела склоны горы и голубоватую впадину долины внизу. Но по другую сторону тучи окутали вершины гор — черные, напитанные дождем, изредка прорезаемые вспышками молний.
Однако ветер утих, а значит, первая волна бури миновала. Но дождь все шел и шел, и вроде бы даже усилился, хотя такое вряд ли было возможно, как я думала, — и я простояла на месте ровно столько, чтобы оторвать холодные пальцы от поводьев и накинуть на голову капюшон.
Спуск на этой стороне был ровным, почва каменистая, но без крутых перепадов по высоте. Мы миновали несколько маленьких рощиц горного ясеня, усыпанного красными ягодами, потом
Чтобы отвлечься от холодных струек воды, резво стекавших с шеи мне на спину (неприятное ощущение!), я стала мысленно исследовать кладовую. Что бы я могла приготовить на обед, когда вернусь?
Что-нибудь такое, что не требует много времени, подумала я, содрогаясь всем телом, и обязательно горячее. Жарить мясо — это слишком долго; скорее это будет суп. Если в запасах обнаружатся белка или кролик, то их, конечно, можно и зажарить, обваляв в яйцах и кукурузной муке. А если их там нет, то, может быть, я заправлю суп небольшим количеством бекона, для вкуса, и добавлю к этому яичницу-болтунью с зеленым луком.
Я наклонила голову пониже, морщась. Несмотря на капюшон и на плотную шапку собственных волос, дождевые капли колотили по моей голове с такой силой, как будто это был крупный град.
Потом я сообразила, что это и в самом деле был град. Крошечные белые шарики отскакивали от лошадиной спины и громко стучали по дубовым листьям. Через несколько секунд градины увеличились в размерах, и шум стал таким, как будто где-то неподалеку в листве затаился пулемет; а может, пулеметов было несколько, и они стояли на каждой поляне по соседству.
Лошадь вскинула голову, энергично встряхнула гривой, пытаясь смахнуть жалящие ледяные шарики. Я поспешно натянула поводья и отвела коня под укрытие ветвей огромного старого каштана. Шум здесь стоял точно такой же, но градины соскальзывали по густым листьям, и нам почти ничего не доставалось.
— Вот и хорошо, — сказала я. С некоторым усилием я разжала пальцы, выпустила повод и похлопала конягу по шее. — Немножко отдохнем. Ничего, все будет в порядке, если, конечно, в нас не шарахнет молния.
Похоже, мои слова кому-то о чем-то напомнили; бесшумный ослепительный зигзаг расколол черное небо над Овечьей горой. Через несколько мгновений глухой раскат грома пронесся над нами, заглушив стук градин по листве каштана.
Молнии одна за другой вспыхивали вдали, за вершинами гор. Потом последовали несколько более ярких и близких вспышек, сопровождаемых куда более громкой небесной канонадой. Град наконец иссяк, но зато дождь возобновился с прежней силой, или даже с большей. Лежавшая внизу долина скрылась в брызгах воды и тумане, но зато молнии высвечивали горные вершины, превращая их в некие неясные силуэты, как будто я рассматривала рентгеновский снимок ближайшего горного хребта.
— Один гиппопотам, два гиппопотама, три гиппопотама, четыре гиппопо…
БАБАХ!!! Лошадь дернулась, тряхнула головой, начала нервно перебирать ногами.
— Догадываюсь, как ты должен сейчас себя чувствовать, — сказала я, вглядываясь вниз, в долину. — Но — держись, друг, держись!
И снова сверкнула молния, настолько яркая и близкая, что осветила весь склон, и впечатала в сетчатку моих глаз черный силуэт лошади с настороженными ушами.
— Один гиппопотам, два гиппопо… — Я могла бы поклясться, что земля под нами содрогнулась. Лошадь пронзительно заржала и попятилась, не обращая внимания на натянутые поводья, ее копыта расшвыривали старую листву во все стороны. В воздухе сильно запахло озоном.