Бардак на чердаке
Шрифт:
«…Как все же трудно выбрать одну из существующих в сексе трех тысяч пятисот восьмидесяти семи позиций. Постоянно приходится ломать голову. Просто не секс, а Академия наук какая-то…»
Избавиться от нее я пытался разными способами. Но она оказалась хитрее, чем я думал. Ей невозможно опротиветь ничем. Я напивался в лоскуты – она, как ни в чем не бывало, взваливала меня на свои хрупкие плечи и тащила до дому. Вконец обессилив от неподъемной ноши, она бросала меня на улице и, проклиная последними словами, делала вид, что уходит. Но я и не думал расстраиваться. Как только ко мне начинала приглядываться какая-нибудь добрая женщина,
«…А теперь встань вверх ногами и отпусти руки. Не бойся, я же держу!..»
Ну вот, опять уронил ее на голову. Она, кстати, и виду не подала, что больно. Ослаб я что-то за последнее время, надо будет в выходные потренироваться со штангой.
Потом я сменил тактику и решил сделать все, чтобы быть застигнутым врасплох ее мужем. Я наплевал на наш условный знак – «женские трусики в окне» и врывался к ней в квартиру, зная, что он точно там. Не давая опомниться, я хватал ее на руки, тащил в постель и дико орал, кончая. Муж упорно не появлялся. Тогда я начинал бегать в одной майке и носках по квартире, заглядывая под все кровати и распахивая шкафы, изображая свихнувшуюся от желания насиловать все, что еще движется, гориллу. Однако, что я ни делал, ему не удалось застигнуть нас вдвоем. Куда она его прячет, я так и не смог определить.
«…Так, эту грудь я беру в левую руку, а вторую… Стоп! Халтурщики, они забыли написать куда девать вторую!..»
И ведь мне не к чему даже прицепиться. Она никогда со мной не спорит, никогда не показывает свой характер. Я могу часами доводить ее намеками на мои похождения с другими женщинами, ее молчание становится только упорней. Но я-то вижу, как она до обморока ревнует меня ко всему, что не является ею. Она ревнует меня к женщинам, мужчинам, животным, вещам и воспоминаниям. Из ревности она отравила последовательно трех моих кошек. В отместку мне пришлось спустить в туалет ее любимую канарейку.
«…Ну а теперь походи по мне, а потом побудь моим одеяльцем…» Как мне все-таки тепло под ней! Плутовка, она так приучила меня к себе, что я уже давно разучился вырабатывать тепло, когда ее нет рядом. И если она теперь перестанет греть меня, то я, возможно, просто окоченею и умру.
И я всегда спрашиваю у себя: ну что, скажи, зажравшаяся сволочь, тебе еще надо?! Какого еще ляда, упрямая скотина, тебе не хватает?! Посмотри кругом! Ведь такие женщины на дороге не валяются. Ведь сдохнешь, лучше не найдешь.
Тем не менее я собрал остаток сил и решил использовать последний мой шанс, а именно – применить способ ящерицы.
Сначала я отбросил одно ухо, потом у меня выпал один глаз. Но она, как ни в чем не бывало, продолжала любить меня, утверждая, что так даже лучше – у нее будет меньше конкуренток. Но я уже не мог остановиться, я уже увлекся процессом распада.
Нога долго волочилась, но в конце концов отпала и она. Потери преследовали меня одна за одной. Все тело покрылось гноящимися язвами, и тогда я понял, что конец уже не за горами. Жить осталось немного, и я решил посвятить остаток минут созданию бессмертного творения, чтобы рассказать о ней. Она – все! Жизнь без нее бессмысленна. Жизнь с ней все так же бессмысленна, но зато много приятней. Она лишает сил, которых становится
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Пошарив в темноте рукой, я с тоскливой радостью нахожу ее рядом. Может, придушить ее подушкой? Нет, я успею это сделать всегда. И с этой счастливой мыслью я снова засыпаю.
Из Зазеркалья
Осторожно, стекло! Не слышат, паразиты. Стекло – это я. А точнее не стекло, а зеркало, и не какое-нибудь, а венецианское старинной работы. И сейчас трое бухих грузчиков вносят меня вверх по лестнице дома моих новых хозяев. Приближается угол. Ну все, сейчас грохнут варвары. Ух! Слава Тебе, проехали! Да! Как хрупка все же жизнь!
Что ж, осмотримся на новом месте. Как будто неплохая квартирка, не самая худшая из мною виденных. И хозяева с такими интеллигентными лицами попались – отразить приятно. Пыль протирают регулярно, рож не строят и прыщей не выдавливают – едят, видно, в меру.
А я, должен сказать вам, на своем веку насмотрелся всякого. Столько рож, сколько мне в жизни отразить пришлось и вообразить будет кому тяжело. Одних прыщей гору насыпать можно, да еще и детям останется. А сколько бородавок и сказать невозможно. Просто какой-то лес бородавок! Океан бородавок! Вся Вселенная – дом родной для бородавок!
Но на меня-то не особенно попеняешь, если образ свой не особо удовлетворяет. Не смотрись! Но ведь не обойдешься без меня никак. У всех во мне нужда. Подбежать с утра и проверить, не сильно ли ты за последнее время изменился, не прибавилось ли морщин, не падают ли чересчур волосы, и не слишком ли они же начинают торчать из носа и ушей. А как там насчет цвета и свежести? И главное – смотреться почаще, чтобы успевать привыкнуть к изменениям. Ведь если постепенно, то вроде как бы и ничего, вроде и жизнь вполне сносна. Как будто и не движешься к моменту выноса вперед ногами.
Вот и той девчонке, что теперь каждое утро в меня смотрится, не повезло. Мамаша с папашей в свое время удружили – при такой фигурке ласточки и родить ее с пурпурным в полщеки пятном. Согласен, пустяки какие. Но ведь то, что для парня было бы небольшой неприятностью, эти девчонки умудряются превратить в трагедию всей жизни.
Ну не дура? Портить себе настроение из-за подобных мелочей. Видели бы вы ее, простите за нескромный взгляд, когда она приготовляется отходить ко сну. Я вам скажу, это линии! И надо же быть такой клушей, чтобы объявить себя в этой жизни запасной.
Да кто вообще сказал, что женщина должна быть с лица красивой? Видели мы этих красавиц! Посмотришь вечером на такую в свете каких-нибудь канделябров да еще после пары бокалов шампанского, конечно, обомрешь. Красавица – хоть тут же от счастья сдыхай! А как утром проснешься, так на ту же русалку лучше вблизи вообще не смотреть – можно разучиться смеяться навсегда.
А эта по вечерам раздевается и не знает, какие тут у меня внутри страсти по ней разыгрываются. Ведь когда эти девчонки уверены, что за ними никто не подглядывает, нормальными же сразу людьми становятся, без этих их идиотских ужимок и кривляний.