Бархат
Шрифт:
– Мы разбудили тебя? – раздался голос Габриэль.
Графиня, улыбаясь, вошла в комнату. Она опять надела вульгарное одеяние проститутки, но, несмотря на это, была привлекательна и желанна, хотя Натаниэль заметил следы отчаяния и грусти, прячущиеся в уголках ее глаз. «Интересно, – подумал он, – что-то новое расстроило ее или она вспомнила их ночной разговор?»
Джейк вертелся около графини. Впервые с тех пор, как они покинули Англию, мальчик был аккуратно одет и умыт.
– Bonjour, папа! Это Габби меня научила.
Затем мальчик вытаращил на отца свои огромные глаза, с интересом рассматривая его обнаженное тело.
– Разве ты спишь не в ночной рубашке? – оторопело спросил сын лорда.
– Иногда, – ответил Натаниэль, выразительно поглядев на графиню, которая, отвернувшись, спрятала улыбку.
– Пожалуй, я оденусь, – произнес Прайд. – А здесь можно позавтракать? Или тут все отдыхают по утрам после тяжкого ночного труда?
– Я позвоню. Мне уже принесли горячей воды, так что ты можешь побриться.
Девушка указала на кувшин с водой, стоящий на мраморном столике, и подошла к двери, чтобы подергать висевший там шнур от звонка.
Натаниэль получал огромное удовольствие от того, что умывался горячей водой в теплой комнате. Габриэль уселась возле окна, черты ее смягчились. Дневной свет постепенно успокаивал ее, ночные переживания, забывались.
Джейк продолжал без устали болтать, задавая бесконечные вопросы. Тяжелые испытания были позади, и ребенок уже почти не вспоминал о них.
Две горничные принесли завтрак и стали расставлять приборы на большом круглом столе, стоящем у окна. Если их и смутило неглиже лорда, который брился у зеркала, они и виду не подали. А возможно, подобные зрелища были здесь в порядке вещей.
– Заходи, Джейк, и усаживайся! – крикнула Габриэль. Она помогла мальчику сесть на высокий стул.
– Тебе принесли горячий шоколад и бриоши – сдобные булочки.
Габриэль разломила свежую, ароматную булочку и щедро намазала ее клубничным джемом.
– Имей в виду, – продолжала она, – что у бриошей нет хрустящей корочки. Но если захочешь поесть хлеба, то можешь макать его в шоколад. Вот так, смотри.
Габриэль обмакнула кусочек хрустящего хлеба в горячий шоколад и съела его.
– Но так воспитанные дети не едят, – широко распахнув от удивления глаза, промолвил Джейк.
– Только не во Франции, – уверенно сказала графиня. – Здесь самые воспитанные едят именно так. Спроси у своего папы.
Джейк захихикал.
– Папа, это правда? – неуверенно спросил он.
– Дети, может, так и едят, – ответил Прайд, натягивая брюки. – Но уж, во всяком случае, не светские люди.
– Ерунда! – воскликнула Габриэль, разливая горячее молоко в две большие кружки, прежде чем добавить туда ароматного кофе. – Я всегда макаю хлеб в кофе, где бы я ни находилась.
– Ну, мы-то с тобой оба знаем, какой бесстыжей ты бываешь, да к тому же еще ты подаешь дурной пример, – заметил Натаниэль.
Он надел рубашку и затолкал ее в брюки, а лишь затем подошел к столу.
– Что ты хочешь сказать, папа? – с горящими от любопытства глазами спросил мальчик.
– Да так, не бери в голову.
Прайд провел рукой по волосам и уселся напротив сына.
– Габриэль, нам надо решить, как мы отправимся в Англию. Если бы не Джейк, я бы предпочел путешествовать в почтовой карете. Но на мальчика обратят внимание.
– Тебе лучше по-прежнему выдавать себя за слугу, – заметила Габриэль. – А Джейка – за своего племянника или что-то в этом роде. Впрочем, я уверена, что он с удовольствием снова притворится невидимкой, правда ведь, Джейк?
Габриэль опустила кусочек хлеба в горячий кофе, а затем быстро сунула его в рот, умудрившись не капнуть на скатерть. Мальчик зачарованно наблюдал за ней, набив рот булочкой.
– Конечно, – едва смог пробормотать ребенок.
– А ты? – спросил Натаниэль, разламывая булочку. – Тебе, пожалуй, лучше ехать отдельно от нас.
– Я, наверное, останусь здесь, – произнесла Габриэль.
Графиня отломила большой кусок хлеба и подала его Джейку со словами:
– Только ешь осторожней, не накапай на стол.
– Что? Почему это? – спокойным голосом спросил Прайд. Он ждал, как она объяснит свое заявление о том, что не поедет с ними. Теперь-то он понял, почему она была грустной этим утром. Спасая его, она предала своих французских хозяев. Правда, она ничем себя не выдала. Но если только графиня покинет Францию в одно время с ним, о чем, несомненно, донесут вездесущему министру Фуше, то на нее падет подозрение. Фуше везде будет охотиться за ней. И тогда даже всемогущему крестному отцу Габриэль не спасти ее от ножа наемного убийцы.
Лорд Прайд откинулся на спинку стула, держа обеими руками кружку с горячим кофе, и посмотрел ей прямо в глаза.
– Всем покажется странным, если я внезапно исчезну, – произнесла Габриэль. – И Талейран, конечно, заинтересуется этим. А Катрин на следующей неделе собирается устроить бал в честь моего возвращения. И не присутствовать на этом балу я могу только в каком-нибудь крайнем случае, например, если у де Вейнов кто-нибудь умрет или, наоборот, женится.
«Неплохо, – заметил про себя Натаниэль, – очень даже неплохо».
– Так, значит, ты приедешь, как только сможешь? – спросил он.
– Конечно.
Джейк вертелся на стуле. Что-то произошло. Габби стала грустной, а папин рот опять превратился в тонкую полоску. У мальчика схватило живот, и он оттолкнул от себя кружку с шоколадом. Наверное, Габби не поедет с ними.
– Габби едет с нами? – спросил Джейк. Если они сейчас скажут «да», то все в порядке.
– Нет, мой дорогой. Я не могу. По крайней мере, сейчас.
Габби похлопала мальчика по руке.