Бархатная смерть
Шрифт:
– Да, мэм, это верно. Тем не менее Департамент полиции Нью-Йорка выражает благодарность за проявление гражданской позиции. У нас есть для этого специальная программа. Вот, я записала телефон на обратной стороне карточки. Если вы по нему позвоните, они вам это устроят. – Ева отдала карточку бабушке и протянула руку Тико: – Отличная работа, малыш.
– Ты тоже руку приложила. Да и сама получила фингал.
– Ничего. Не первый, не последний.
– Тико, иди умойся к ужину. Попрощайся с лейтенантом Даллас.
– Увидимся. Приходи на мою территорию, я тебе со скидкой продам что-нибудь.
Он скрылся за дверью, и Абигайль облегченно вздохнула.
– Я занимаюсь с ним дома два часа каждое утро. Семь дней в неделю. Мы ходим в церковь каждое воскресенье. Я забочусь, чтобы он хорошо питался и был хорошо одет. Я…
– Все в порядке, миссис Джонсон. Если у вас будут проблемы, позвоните мне.
Ева вышла из квартиры, сбежала по ступенькам и вновь оказалась на морозе. «Может, доброе дело – само по себе награда, – подумала она, прижимая пальцы к пылающей болью щеке, – но мне не помешал бы пузырь со льдом».
9
Ева вошла в дом в полной боевой готовности к ежевечерней схватке с Соммерсетом. Уж он-то, конечно, отпустит какую-нибудь гадость насчет наливающегося у нее под глазом фингала.
Но Соммерсета на месте не оказалось.
Ева задержалась в пустом холле, словно ожидая, что он вот-вот материализуется, вползет в помещение, как туман. В полном недоумении она сунула голову в парадную гостиную. Свежие цветы, веселый огонь в камине, но ни следа Костлявой Задницы. Ева даже ощутила легкое беспокойство. Может, он заболел, подхватил заразу вроде Фини? Нет, ни за что на свете она не будет сиделкой при домашнем страшилище.
И все же… Вдруг он лежит где-то в беспамятстве, в горячке… Пусть Рорк поскорее вернется и займется этим. Надо будет справиться у домашнего компьютерного устройства, где Рорк. И тут Ева подпрыгнула, как жалкий испуганный кролик, потому что в комнату вплыл голос Соммерсета:
– Поскольку, как я полагаю, вам не совсем безразлична судьба вашей напарницы, напоминаю, что выступление детектива Пибоди в передаче «Сейчас» начнется примерно через четыре минуты.
– Чтоб тебя, – пробормотала Ева и уставилась на интерком так, словно хотела испепелить его взглядом. – Я знаю, который час.
По крайней мере, теперь она это знала. Злая как черт Ева начала подниматься по лестнице. Бестелесный голос последовал за ней:
– Вы найдете холодные компрессы в самом дальнем правом ящике шкафчика в вашей кухне.
Ева на ходу расправила плечи. Ну да, ну да, она хорошо расслышала самодовольную интонацию. У себя в кабинете она бросила на стол сумку с файлами и голосом включила на экране «Канал 75». А поскольку щека все еще дергалась и болела, она приложила к ней компресс. Прижимая к лицу благословенный холод, Ева загрузила компьютер. А пока можно расправиться с другими мелочами и написать отчет о задержании на Таймс-сквер.
Но не успела она начать, как послышалось музыкальное вступление к программе «Сейчас». Ева вполуха прослушала вступительное слово Надин и уделила всего лишь мимолетный взгляд экрану. Кошачьи глаза репортерши взирали на нее строго и озабоченно. Холеная и властная – так следовало воспринимать ее образ, подумала Ева. Что ж, с мелированными светлыми волосами, дорогими, но неброскими драгоценностями, с прекрасной фигурой, подчеркнутой элегантным костюмом цвета тусклой меди, этого добиться нетрудно. Откуда бы зрителям знать, как однажды, нагрузившись коктейлями, Надин танцевала в полуголом виде на столе в секс-клубе.
Она представила Пибоди как преданного делу, удостоенного наград офицера полиции, упомянула несколько громких дел, в расследовании которых Пибоди принимала участие. Когда камера передвинулась на лицо ее напарницы, Ева напряглась.
Слава богу, Трина не переусердствовала с лицом и волосами Пибоди, отметила Ева. Ее напарница выглядела на экране молодой, но никак не желторотой, и это было хорошо. Вероятно, сыграл свою роль костюм строгого покроя. Никто из знавших Пибоди не так хорошо, как Ева, не заметил бы панического ужаса в ее глазах.
– Смотри не облажайся, – пробормотала Ева.
Надин сделала подводку, несколько смягчая тон, и Ева увидела, как Пибоди начинает успокаиваться. «Не расслабляйся, – мысленно скомандовала ей Ева. – Она тебе не подружка, когда вы в прямом эфире. У тебя нет друзей, когда ты в прямом эфире».
– Вот черт, теперь уже я начинаю нервничать!
Ева вскочила и беспокойно прошлась взад-вперед, не сводя глаз с экрана.
Справляется, вроде бы справляется. «Рассматриваем все возможные версии и т. д. и т. п. На данном этапе не могу углубляться в детали и т. д. и т. п.». Пибоди подтвердила, что не было признаков взлома – молодец, девочка! – и, что было еще лучше, упомянула о наличии косвенных признаков вмешательства в работу системы охранной сигнализации.
Надин начала кружить, как боксер, выискивая слабые места в обороне противника, когда речь зашла о сексуальной подоплеке убийства. Работа Надин состояла в том, чтобы выискивать детали, а долг Пибоди – в том, чтобы в детали не вдаваться. Стоя перед экраном, Ева ощутила прилив гордости. Они обе отлично справлялись со своей работой.
Было сказано ровно столько, сколько нужно, о том, что убийству сопутствовали сексуальные моменты. Но весь тон и смысл высказываний Пибоди был в том, что Томас Аурелиус Эндерс стал жертвой убийства. У него отняли жизнь.
Подходят к концу, поняла Ева. Хвала Иисусу!
– Детектив, – начала Надин, – Томас Эндерс был богатым человеком, его присутствие заметно ощущалось в светских и деловых кругах. Его известность не может не сказываться на следствии. Как это влияет на вашу работу?
– Я… я бы сказала, что убийство всех уравнивает в правах. Когда отнята жизнь, когда один человек отнимает жизнь у другого, известность или общественное положение отступают на второй план. Богатство, социальное положение, бизнес – все это может играть роль при определении мотива. Но все это не меняет сути события, как и сути нашей работы. Мы работаем над делом об убийстве Томаса Эндерса точно так же, как работали бы над делом любого другого человека.