Барон Робинзон
Шрифт:
— Он же сейчас загружен расшифровкой языка сухопутных, - усомнился Михаил.
— Я слышал, что там уже все близко к завершению, - отмахнулся Ким, который явно уже думал о чем-то своем, не о словах Михаила.
– Да, и нужно будет измерить повторно глубины, а также установить внизу...
Лошадкин не стал дослушивать, вернулся к комбайну и повел его наверх, по собственноручно проложенному огромному серпантину. Комбайн, при необходимости, мог и взлетать ненадолго - парить над поверхностью, и передвигаться, цепляясь за стены (при
Слова Паши напомнили Лошадкину, что он давно уже не заступал на "языковое дежурство" и именно туда он и направился, припарковав комбайн в восстановленном гараже-форте. Местные крутились поодаль, но побоищ, к счастью, больше не устраивали, хотя и накапливали силы, как свидетельствовала разведка со спутника.
— Не верю, что я такое говорю, но надо бы надеть уже что-то другое, - почесал в затылке Михаил, глядя сверху вниз на самого себя.
— Одежда в порядке.
— Я знаю, - ответил он манопе, - я знаю.
Просто немного разнообразия, подумал он, в еде и одежде. Может, слетать в степь или даже к горам, посмотреть, что там творится, провести, так сказать, разведку вживую. С этими мыслями Михаил добрался до "клиники", все пациенты которой уже выздоровели и теперь вели себя по-разному. Кто-то буянил и требовал, другие сидели, забившись в угол, третьи откровенно боялись и дрожали, некоторые пытались падать ниц и что-то гавкали или хрюкали.
Огар, чаще всего, вызывал какой-то всплеск агрессивности, на него рычали и кидались, словно думали, что он пришел убивать. В целом происходящее внутри "клиники" было ожидаемо, но все равно производило угнетающее впечатление на живых экспедиции. Споры о морали и этике прогрессорства все сильнее склонялись в сторону того, что надо выпустить пациентов. Оставить нескольких или даже не оставлять, а продемонстрировать мирные намерения и "доучивать язык" при помощи разведки, как собирался поступить Ким с жителями моря.
— Еда!
– провозгласил Михаил, входя внутрь палаты номер двадцать девять.
Ее обитатель, собаколюд или псоглавец, как их иногда называли между собой земляне, смотрел на него печально-испуганными глазами. Рудимент хвоста подергивался, уши прядали, шерсть приподнималась.
— Еда!
– повторил Лошадкин.
— Еда!
– прорычал тот.
Михаил озадаченно моргнул, затем сообразил. Алекс уже наработал базовый словарь как псов, так и кабанов, и загрузил его в манопы, конечно. Лошадкин просто пропустил этот момент, по своей цифровой отсталости.
— Мы - друзья, - сказал он.
— Нет!
– прозвучал лающий ответ.
— Почему?
– машинально спросил Лошадкин.
Тот не отвечал, смотрел снизу вверх - ведь псоглавцы в целом были ниже людей и уж тем более Огара - и тихо рычал, дыбил шерсть.
— Разве стали бы враги тебя кормить?
– еще спросил он.
Манопа
— Или ты злишься, потому что тебя не выпускают?
– спросил Михаил, регулируя оружие.
Парализующий заряд, а также сообщение окружающим, что он выводит пациента наружу, всем приготовиться. Михаил отступил, даже спиной повернулся (контролируя пациента через камеру), но бросаться на него не стали. Медленно, осторожно, словно не веря происходящему, псоглавец вышел наружу, нос его подергивался.
— Мы - друзья и хотим помочь, - произнес Лошадкин.
— Вр-р-раг!
– донеслось в ответ раскатистое рычание.
Михаил даже выстрелить не успел, так как кидались не на него. Псоглавец выдернул засов и ворвался в соседнюю палату, набросился на находящегося там свинолюда, пуская в ход зубы и когти. Тот не остался в долгу, ринулся, словно таран, и оба тела вылетели обратно в коридор, едва не сбив самого Лошадкина.
— Отличный эксперимент, - раздался рядом спокойный голос Маниша.
Глава 6
— Отличный?
– переспросил недоверчиво Лошадкин, глядя на дерущихся.
Затем спохватился и выстрелил, парализовал обоих и оглянулся. Маниш протянул ему емкость с целебным гелем и набор антисептических бинтов.
— Отличный, - повторил Гозье.
– Практическое подтверждение прежней догадки, что сила их вражды друг с другом превышает страх перед нами.
— При всех пугающих проявлениях, вроде комбайна или возведения замка, полетов, - вмешалась по сети в разговор Сандра, - мы им не сделали ничего. Не убивали, не рвали на части, и они не боятся, ведь ты сам говорил об этом, Маниш!
— Ты еще про примитивное сознание добавь, - искривил губы Гозье.
Лошадкин уже втирал гель в раны, готовясь перебинтовать их.
— Боже, выколи мне глаз, - пробормотал он.
— Что-то такое, да, - кивнул Маниш.
— Что теперь? Вернуть их по палатам?
— По-хорошему, надо бы повторить в разных сочетаниях, а то и вовсе выпустить с десяток одних и других, чтобы принесли своим сородичам вести о нас.
— Думаешь, они не в курсе?
– не удержался от сарказма Лошадкин.
— Пойдем, поедим и все еще раз обсудим, покрутим записи, - предложил Гозье.
Так они и сделали, затащив парализованных и потерявших сознание "пациентов" в их палаты и задвинув засовы.
— Парализующие разряды на них действуют, физиология не так уж далека от нас и Огара, - говорил Маниш, взмахивая вилкой, словно боевым ножом.
— Еда подходит, - отозвался Огар.
— Так получается этой планете даже терраформирование не нужно?
– вдруг задумался Лошадкин.