Баронесса Изнанки
Шрифт:
Червь ударил головой в другую сторону и героическим усилием вытолкнул на арену еще пару футов своего смрадного тела. Следующим ударом разъяренная тварь вполне могла разнести вдребезги нашу надежду на спасение. Арка заколебалась, по колоннам побежали трещины.
Саня кинул в нашего врага пистолеты, кинул бесполезный арбалет Брудо, кинул сумку, но червь даже не заметил, что ему оказали сопротивление. Я без конца щелкал зажигалкой, но проклятый кремень намок, и из-под колесика вырывались лишь жалкие искры.
— Боря, он лезет! Бернар, скорее!
И тут заговорил обер-егерь. Я услышал его жалобное бормотание, но в запале не сразу осознал, кто еще зовет меня по имени.
— Бернар, внутри, под курткой.
Последний
— Брудо? Ой, то есть, Ваша глубокочтимость! Как замечательно, что вы очнулись!
Червь шлепнул ластой по каменной плите. Порода под ногами застонала и загудела. Затем раздался шлепок второй лапы-ласты. Наверное, мы застали обитателя Мхорага где-то посредине цепочки превращений. Он почти порвал с компанией рыб, дышал уже не жабрами, а легкими, но еще не развил в должной степени конечности для передвижения по суше. И, кроме того, червь был слишком тяжел. Его собрат или детеныш, гораздо меньших размеров, отирался на глубине, где-то поблизости. Он имел гораздо больше шансов догнать нас на берегу, чем тяжеловесный «папаша», но боялся ожогов.
— Очнулся. Немного не вовремя, ты не находишь? — Обер-егерь попытался рассмеяться, но сломанные ребра превратили его смех в плаксивое кудахтанье. — За пазухой... кха-кха... сухое огниво...
Я запустил отрядному руку за пазуху, между кольчугой и промокшей шерстяной рубахой. Мешочек пришлось рвать зубами, пока я не сообразил использовать нож. Огниво нисколько не промокло, но я не умел им пользоваться, чиркал снова и снова, но без толку.
Червь лязгнул зубами, мне в лицо полетела вонючая слизь. Арка затрещала, мостовая между колонн проседала на глазах.
— Борька, факел!
И вдруг огниво сработало. Крохотный язычок пламени набросился на просмоленную паклю, факел вспыхнул и отразился в ближнем серебряном тазике. Медленно, невыразимо медленно сноп золотистого света поплыл из одного зеркала в другое.
Прямо на меня надвигался розовый зев, почти идеально круглый, как турбина самолета. Я закрыл глаза, чтобы не закричать, когда челюсти начнут смыкаться. Дядя Саня обнял меня, другой рукой прижимая к себе Брудо.
Кажется, мы завопили хором и продолжали вопить до тех пор, пока наш крик не отразили сухие своды одной из башен замка. Магические зеркала действовали исправно. Потом выяснилось, что нас выкинуло очень далеко от «бивуака», в противоположной, южной башне, но мы находились в таком состоянии, что прошагали бы играючи десятки миль.
Мы потеряли Гвидо, но спасли обер-егеря. Мы думали, что все закончилось, но сильно ошиблись.
Желтая паутина
Анка убеждала себя, что не станет бросаться Бернару на шею. Однако стоило обоим фэйри появиться в дверях, как она вспыхнула, ахнула и побежала, не помня себя. Она Целовала его провонявшие дымом, потом и еще какой-то гадостью волосы, вокруг все горланили и суетились, а Бернар впервые за долгое время вел себя как прежде, не задавался и не корчил генерала. Он уткнулся ей губами в ухо и шептал всякие нежности на своем смешном русском языке, растягивая и заставляя дрожать гласные.
Младшая была почти счастлива. Она даже ужаснулась этому нечестному ощущению невесомости, когда Улыбка неудержимо растекается по лицу, слезы льются, и ничего умного не приходит в голову. Но счастье не могло быть честным, пока они не нашли Старшего.
Пока Валька в беде, нельзя радоваться.
Анка повторяла себе, что неприлично так себя вести, но не могла сдержаться. Плакала — и все тут, как маленькая. Она испытала облегчение, когда мужчины притащили израненного Брудо. Понадобилась уйма горячей воды, полотняные бинты и дощечки для фиксации костей. Понадобилась ее помощь, и можно было спрятать лицо под благовидным предлогом. У егеря обнаружилось три значительных перелома. Позже оказалось, что зеркала перебросили его не на площадку подземного амфитеатра, а гораздо выше, в один из полуразрушенных проходов, и Брудо катился сначала по отвесной стене, потом по крутой каменистой насыпи, а потом летел метров десять, пока не грохнулся на «пляж». Анка все равно не была внизу и, честно говоря, даже не испытывала желания отправиться туда на экскурсию. Ей достаточно было взволнованных рассказов дяди Сани.
Остаток ночи обещал сумасшедшие хлопоты. Она смогла, наконец, отвернуться, промокнуть глаза и снова стать хоть чуточку строгой. Бернара призвали к себе кровники, они ругались на него, но хотели немедленно получить полный отчет о том, что произошло внизу. Тетушка Берта поманила Бернара за угол и там удостоила его пары звонких подзатыльников. Он сдержался, ничего не ответил, только глядел в пол и пыхтел. Младшая не слышала, что Хранительница выговаривала парню, но, кажется, это были не слишком лестные слова. Дядя Эвальд только хитро улыбался.
По обычаям отрядных, гибель Гвидо полагалось оплакать не позже следующего после смерти рассвета. Однако Брудо лежал и стонал, еле живой, а уцелевший младший егерь Арми держал начальника за руку, всхлипывал и, вообще, смотрелся крайне бестолково. Пикси и фомор посовещались с дядей Эвальдом и вынесли решение — отпевать на следующий день после возвращения в свое время.
Червь напал перед самым рассветом. Гораздо позже, на ярмарке в Блэкдауне, Бернар поведал Анке о подпиленных прутьях решеток в сухом колодце. О загнутых внутрь отравленных кольях в самом низу трубы, обрывающейся над озером. О том, что колодец, прорытый в скрытой комнате башни, прикрытый толстостенной крышкой, — вовсе не хранилище свежей воды, а запасной проход к озеру.
Или запасной выход для того, кто живет в озере. Тот, кто живет в озере, пер по трубе толчками, взламывая подпиленные прутья, сдирая шкуру до глубоких царапин, оставляя болтаться на мокрых стенках лохмотья мяса. Он не ощущал боли, он вообще мало что ощущал в своей долгой жизни, кроме периодических приступов голода, полового желания и страсти к траве, которой ему так давно не давали.
Анка ничего не знала про жрецов и наркотик, не догадывалась о том, что такие удобные, с ванной, очагом и постелями, спрятанные в башне покои для путников были нарочно предназначены для заманивания гостей, которых сложно одолеть иным способом. Самым простым и эффективным способом уничтожить нежелательных гостей было отдать их на завтрак обитателям озера. Все эти малоприятные подробности выяснились гораздо позже, когда в гости к барону Ке заглянула посланница гномов клури каун, а тогда...
Анку разбудил фомор. Он первый ощутил опасность, вскочил с соломы и зарычал, как встревоженный зверь. Спустя миг проснулись остальные. Дядя Эвальд, не открывая глаз, прохрипел: «Снизу... Червь...»
— Вставайте! Выносите раненых!
— Быстрее! Берта, брось свое барахло!
— Милорд, вы сможете сами идти?
— Борька, помогай, тащи носилки!
— Досточтимая Берта, бегите вниз, я все соберу!
Анка не разбирала слов, но остро понимала, что произошла какая-то очередная пакость. Впотьмах налетела лбом на раненого милорда Фрестакиллоуокера, тот взвыл, схватившись за забинтованное плечо. Огромный магистр, в распахнутой куртке похожий на непонятно зачем одетую гориллу, скакал по залу, сгребая все подряд в мешок — бутыли с лекарствами, походные столовые приборы, цайтмессеры, оптические стекла, карты в планшетках, кожаные перчатки, Бернар с натугой переваливал Брудо на носилки: обер-егерь все еще находился без сознания. Анка кинулась ему помогать, кое-как они загрузили раненого, подскочила Мария, схватилась за ручку носилок здоровой рукой.