Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов

Ротшильд Ханна

Я получаю душераздирающие письма от детей, получаю отчеты и свидетельства очевидцев, после которых, мне кажется, я никогда уже не стану тем довольным жизнью и свободным от забот ученым, каким был прежде».

Эта речь пронизана подтекстами. Всего несколько поколений миновало с тех пор, как переселенцами-чужаками были предки Виктора. Его мать и бабушка тоже явились в Англию из другой страны, но сам Виктор считал себя англичанином. Вместе с тем он нес ответственность перед евреями других стран, которые ждали от Ротшильда политической и финансовой поддержки. Из Германии приходили все более пугающие известия, но готового решения, как на это реагировать, пока что не было. Большинство членов палаты общин полагало, что немцев надо как-то задобрить, а среди лордов многие откровенно поддерживали Гитлера. В 1939 году Арчибальд

Рэмси основал The Right Club для «изобличения деятельности еврейских организаций». В этом клубе состояли лорд Редесдейл, герцог Вестминстерский, пятый герцог Веллингтон и многие другие – они бывали в гостях у Ротшильдов и не замечали никакого противоречия между приятельскими отношениями с этими евреями и враждебностью по отношению к «еврейству». Одна из «девочек Митфорд», Юнити, переехала в Германию, дабы там поклоняться своему кумиру, а муж ее сестры Освальд Мосли основал Британский фашистский союз. Эти чернорубашечники прямо обвиняли Ротшильдов в том, что те питаются «кровью и потом» народа, – другие формы антисемитизма были хотя бы более вкрадчивыми и смягченными приличиями. Высший лондонский свет узок и замкнут: сидя на скамье в палате лордов или присутствуя на званом вечере, Виктор неизменно видел перед собой членов тех семейств, которые гоняли его отца, словно лису, в Харроу и теперь хотели бы отлучить нового лорда Ротшильда от политической жизни Англии. Вопреки всему, Ротшильды оставались горячими патриотами, они были верны и благодарны Англии и с готовностью жертвовали ради нее своим имуществом и жизнью.

Консервативное правительство подписало в сентябре 1938-го Мюнхенское соглашение, практически не встретив сопротивления в парламенте. В кабинете Чемберлена никто не подал в знак протеста в отставку за исключением семейного друга Ротшильдов Даффа Купера. «Ты говорил, что я получу тысячу [писем в поддержку], – писал Дафф Виктору, – и я получил их гораздо больше тысячи и почти столько же телеграмм. Пусть в кабинете я оказался в одиночестве, в стране я не одинок». Эти двое постоянно переписывались на протяжении 1930-х годов, активно обсуждая, как противостоять нацистской угрозе.

Иногда Виктора упрекают в том, что он сделал слишком мало, однако он, преодолевая равнодушие парламента, настаивал на том, чтобы участь евреев в Германии стала достоянием общественности. Он выступал с речами, выписывал чеки, продал некоторые остававшиеся у него произведения искусства, в том числе «Семейство Бреддил» Джошуа Рейнолдса, и на эти деньги содержал еврейских беженцев. В 1939 году Виктор летал в США и обсуждал положение евреев с президентом Рузвельтом, госсекретарем Корделлом Халлом и министром финансов Генри Моргентау. Руководитель ФБР Эдгар Гувер пригласил его обсудить вероятность использования химического оружия. В ту же поездку Виктор успел взять несколько уроков фортепиано у Тедди Уилсона, специально ради этого съездив из Вашингтона в Нью-Йорк к великому пианисту.

Австрийский филиал банка Ротшильдов закрыли в 1938 году, глава банка барон Луи был арестован и год провел в заключении. Его освободили за огромный выкуп, уплаченный его братом Альбертом. Гитлер и его приспешники без зазрения совести брали за евреев откупные и включали в свои коллекции принадлежавшие евреям произведения искусства. Бесценные сокровища немецких и австрийских Ротшильдов были конфискованы, во дворце Ротшильдов на улице Принца Евгения Адольф Эйхман организовал «центральный пункт выселения евреев» и предлагал наладить эмиграцию евреев из Австрии – теоретически они могли купить себе свободный выезд из страны, однако на практике, уплатив нацистам, они зачастую получали билет не за границу, а в концлагерь.

На исходе 1930-х годов Ника, вопреки предостережениям брата, все еще считала Францию своим домом и оставалась в шато дАбондан. В письмах и дневниках того времени – ни намека на политику, Ника не проявляет интереса к этим событиям. Она с такой легкостью запрыгивала в автомобиль или самолет, отправлялась куда вздумается, и всюду ей сопутствовало богатство – с чего бы ей бояться приближения нацистских полчищ?

Даже когда угрозы, адресованные евреям и конкретно Ротшильдам, раздавались уже в правительстве Франции, Ника предпочитала ничего не замечать. Как многие состоятельные люди, она сумела на время укутаться в кокон своего богатства, и жизнь продолжалась как обычно, с танцами и модными нарядами. Коллекция одежды 1939 года отличалась экстравагантным покроем и веселыми красками. Скиапарелли представила вечернее платье с горностаем и ставшие знаменитыми туфли на высоких каблуках. Прекрасное лето – слишком ясное и красивое, как многие думали, чтобы оказаться преддверием войны.

С

лета 1938 года и до начала 1939-го некоторые Ротшильды перебрались из Европы в Нью-Йорк. В январе 1939 года Гитлер велел приступить к осуществлению плана Z – пятилетней программы строительства флота, в результате которой у рейха должны были появиться силы, чтобы сокрушить британское морское владычество. В обращении к рейхстагу 30 января 1939 года Гитлер призвал к «борьбе за экспорт» – необходимо увеличивать доходы, получаемые Германией из-за границы. При этом он явно имел в виду своих заклятых врагов Ротшильдов: «Вновь я выступлю пророком – если международным еврейским финансистам в Европе и за ее пределами удастся вновь ввергнуть народы в мировую войну, итогом ее будет не большевизация земного шара, то есть победа еврейства, но уничтожение еврейской расы в Европе».

В марте немецкие войска оккупировали остававшиеся еще не занятыми регионы Чехии и Моравии – Чехословакия перестала существовать. В мае немцы отобрали у Литвы принадлежавший им прежде Мемель; два диктатора, Гитлер и Муссолини, подписали «Стальной пакт». К концу июля закрылись последние еврейские предприятия, действовавшие в Германии. 1 сентября нацисты вошли в Польшу – началась Вторая мировая война.

А Ника все еще жила с детьми во Франции, в своем шато. Слуги постепенно уходили – садовников, шоферов и конюхов мобилизовали. Вскоре в армию отправился и Жюль. В его записях я с изумлением читаю, что он закопал в саду банку с деньгами и припрятал в гараже машину на случай, если придется спасаться бегством. Нике он об этом не обмолвился ни словом. Быть может, это знак веры в ее способности: он полагал, что она и сама сумеет выбраться, и детей вывезет.

Оставив жене нарисованную от руки карту – маршрут к гавани, – Жюль отправился на военную службу. Сначала он был лейтенантом резерва в Руане, а в январе 1940 года его поставили во главе противовоздушной батареи: усовершенствованная система радаров оповещала о приближении вражеских самолетов. В майскую ночь 1940 года, когда немцы перешли границу с Францией, Жюль находился в Бордо. Поначалу его батарее удалось сбить бомбардировщик «хенкель», но вскоре их окружили вражеские танки. Жюль приказал своим людям уничтожить все оборудование и топливо, которое они не могли унести с собой. Затем они перешли на другой берег Соммы и начали отступать вдоль русла реки.

22 июня французское правительство капитулировало. Жюль немедленно покинул расположение своей части, собрал группу из ста десяти офицеров, сержантов и гражданских добровольцев, и все они на борту польского судна Sobieski эвакуировались в Англию, чтобы присоединиться к «Свободной Франции».

Пока Жюль воевал, Ника с детьми оставалась во Франции. Единственным мужчиной в замке был толстый повар, но работы ему хватало: вопреки советам родных и друзей Ника распахнула двери замка для тянувшихся мимо беженцев, и вскоре в роскошных спальнях, где еще недавно Кенигсвартеры селили знатных гостей, ютилось шестьдесят человек. Прежде радиоприемник был для Ники источником любимой музыки, радиоволны доносили до нее из Америки джаз, но теперь стрелка постоянно оставалась на частоте международного канала Би-би-си. Ника слушала выступления старого друга Уинстона Черчилля, который почтил своим присутствием ее первый бал и частенько гостил в Тринге. Его клич: «Мне нечего посулить вам, лишь кровь, муки, слезы и пот… Вы спрашиваете, в чем наша политика? Победа – победа любой ценой». В какой мере принятое Никой решение остаться проистекало из отваги и гордости, в какой было попросту глупостью? Задним числом легко осуждать. Чего бы проще – бросить свой дом и бежать с детьми и теми пожитками, которые успеешь захватить! Элементарная предосторожность.

До Ники донеслась весть о том, как ее кузина Мари де Ротшильд едва успела выбраться из шато Лафит. Беременная вторым ребенком, Эриком, с двухлетней дочерью Беатрис на руках, Мари отбыла из Бордо на последнем корабле, и почти сразу же в ее имение вошли и захватили его нацисты [4] .

Жюль передал Нике приказ уходить. Немцы приближались, она, еврейка, обречена. Тогда она быстро подготовилась к бегству, но уже не осталось кораблей, на которых можно было бы отбыть, прекратились коммерческие рейсы самолетов, бензин стал дороже золота – свой частный самолет Нике нечем было заправить.

4

Эрик де Ротшильд поныне отказывается убрать из шато ряд душевых кабинок, установленных для немецких офицеров, – пусть стоят как памятник (примеч. авт.).