Башня Занида. Да не опустится тьма! Демон, который всегда ошибался
Шрифт:
— Как! — удивился Эбенезер. — Томасус продал секрет мне и Вардану. Разве ты не знаешь?
— Продал?
— За сто пятьдесят солидов с каждого. Разве…
Пэдуэй прорычал страшное латинское ругательство, схватил плащ и шляпу и направился к двери.
— Куда же ты, Мартинус? — встревоженно спросил Эбенезер.
— Сперва я скажу этому бандиту все, что я о нем думаю! — рявкнул Пэдуэй. — А потом…
— Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что он нарушил…
Пэдуэй замер на полушаге. Сириец действительно не давал слова молчать.
Взяв себя в руки, Пэдуэй признал, что ничего страшного не случилось — ведь он сам хотел как можно шире распространить арабскую систему счета. В сущности, его задело то, что, урвав солидный куш, банкир и не думал с ним делиться. Как и предупреждал Невитта, Томасус — честный человек, но зевать с ним нельзя. Вечером того же дня Пэдуэй отправился к сирийцу. Фритарик нес наполненную золотом коробку.
— Мартинус! — вскричал банкир. — Неужели ты хочешь погасить долг? Откуда у тебя столько денег?
— Возвращаю все целиком, — ухмыльнулся Пэдуэй. — Надоело платить десять процентов, когда можно обойтись семью с половиной.
— Что? Где это ты найдешь такой смехотворно малый интерес?
— У твоего уважаемого коллеги Эбенезера. Он сам мне предложил.
— Ну, не ожидал я от Эбенезера… Если это правда, то и я могу согласиться на такой процент.
— Придется тебе сделать предложение получше — заработав столько на продаже моей арифметики!
— Послушай, Мартинус, я поступил вполне законно…
— Не спорю.
— Ну, хорошо. Должно быть, такова воля Господа нашего. Я предлагаю семь и четыре десятых.
Пэдуэй презрительно рассмеялся.
— Тогда семь. Но это мое последнее слово!
Снова зашел в гости Невитта.
— Поправился, Мартинус? Отлично, я знал, что ты парень крепкий. Не хочешь сходить со мной на бега, поставить солид-другой? А потом ко мне в поместье на денек?
— Я бы с удовольствием, да надо верстать «Время».
— Верстать?.. — переспросил Невитта. Пэдуэй объяснил.
— Ха-ха-ха! А я подумал, что ты забавляешься с подружкой по имени Темпора… Давай тогда завтра к ужину.
— Как мне добраться?
— У тебя есть верховая лошадь? Ладно, пришлю за тобой Германна. Но учти — я не желаю, чтобы он вернулся ко мне на крыльях!
— Это привлекло бы слишком много внимания, — серьезно сказал Пэдуэй.
На следующий день Пэдуэй, в новеньких византийских башмаках из невыделанной кожи, восседал на кобыле, которую вел Германн. Любуясь заботливо ухоженными землями вдоль Фламиниевой дороги, Мартин невольно думал: скоро грядут Темные века, и вся эта красота превратится в бесплодную пустыню…
— Как вчерашние бега? — спросил он, желая отвлечься от тягостных мыслей. Германн, оказалось, едва мог связать по латыни несколько слов.
— О, хозяин был чертовски зол. Его послушаешь, прямо настоящий спортсмен. Но терпеть не может проигрывать. Потерял на лошади
На пороге дома Пэдуэя встречали приятная полная женщина — жена Невитты (вовсе не говорившая по латыни) и его старший сын Дагалайф — офицер, приехавший к родителям в отпуск. Поданный ужин полностью соответствовал всем слухам о легендарном готском аппетите. После вонючей браги, распространенной в Риме, Пэдуэй с удовольствием выпил вполне приличного пива.
— У меня есть и вино, если хочешь, — предложил Невитта.
— Спасибо. Признаться, итальянским вином я сыт по горло. Римляне превозносят его сорта и изысканные ароматы, но по мне вся эта кислятина на один вкус.
— Согласен! Тогда, может, капельку душистого греческого?
Пэдуэй содрогнулся.
— А, и я того же мнения! — воскликнул Невитта. — Разве настоящий мужчина пьет вино с благовониями? Держу эту бурду только для Лео Веккоса и других знакомых греков. Кстати, надо рассказать ему о том, как ты вылечил меня от чихания. Лео наверняка придумает какую-нибудь мудреную теорию!
— Скажи, Мартинус, — заговорил Дагалайф, — что ты думаешь о предстоящем ходе войны?
Пэдуэй пожал плечами.
— Я знаю лишь то, что известно всем. У меня нет телефонной связи… то есть, я хотел сказать, у меня нет связи с небесами. Можно предположить, что к августу Велизарий подойдет к Неаполю. Силами он располагает небольшими, но побить его будет чертовски трудно.
— Ха! — презрительно воскликнул Дагалайф. — Побьем как миленького! Горстка греков — ничто перед единым готским народом.
— Так же рассуждали и вандалы, — сухо обронил Пэдуэй.
— Верно, — согласился Дагалайф. — Но мы не совершим ошибок вандалов!
— Не знаю, сын, — мрачно произнес Невитта. — По-моему, мы их уже совершаем — или другие, еще похлеще. Наш король может только судиться с подданными да кропать стишки на латыни. Лучше б он был безграмотен, как Теодорих! Впрочем, — смущенно добавил Невитта, — я и сам умею читать и писать. Мой отец пришел сюда с Теодорихом из Паннонии и больше всего на свете любил поразглагольствовать о священном долге готов: защищать Римскую цивилизацию от дикарей-франков. Старик готов был в лепешку разбиться, но дать мне латинское образование. Спору нет, порой оно на пользу. И все же в ближайшие месяцы, боюсь, нашему королю скорее понадобится умение вести в бой конницу, чем склонять «amo-amasamat».
ГЛАВА 5
Пэдуэй возвращался в Рим в самом прекрасном расположении духа. Впервые, не считая деловых визитов к Томасусу-сирийцу, он побывал в гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был человеком общительным… Он спешился и отдал поводья Германну, даже не обратив внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у его дома на Длинной улице.
Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших. В его руке был лист бумаги — настоящей бумаги, наверняка от обученного Пэдуэем валяльщика, — с которого он вслух читал: