Басни

де Лафонтен Жан

Жан Лафонтен

1621—1695

Стрекоза и Муравей

Перевод И. Крылова

Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза. Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол, и дом. Всё прошло: с зимой холодной Ну€жда, голод настаёт; Стрекоза уж не поёт: И кому же в ум пойдёт На желудок петь голодный! Злой тоской удручена, К Муравью ползёт она: «Не оставь меня, кум милый! Дай ты мне собраться с силой И до вешних только дней Прокорми и обогрей!» «Кумушка, мне странно это: Да работала ль ты в лето?» — Говорит ей Муравей. «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас Песни, резвость всякий час, Так, что голову вскружило». «А, так ты...» – «Я без души Лето целое всё пела». «Ты всё пела? это дело: Так поди же, попляши!»

Ворона и Лисица

Перевод И. Крылова

Уж сколько раз твердили миру, Что лесть

гнусна, вредна; но только всё не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Вороне где-то Бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близёхонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил. Плутовка к дереву на цыпочках подходит; Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит, И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие пёрышки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица, При красоте такой и петь ты мастерица, — Ведь ты б у нас была царь-птица!» Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье спёрло, — И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во всё воронье горло: Сыр выпал – с ним была плутовка такова.

Лягушка и Вол

Перевод И. Крылова

Лягушка, на лугу увидевши Вола, Затеяла сама в дородстве с ним сравняться — Она завистлива была — И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. «Смотри-ка, ква€кушка, что, буду ль я с него?» — Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» — «Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. Ну, каково? Пополнилась ли я?» – «Почти что ничего». — «Ну, как теперь?» – «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела И кончила моя затейница на том, Что, не сравнявшися с Волом, С натуги лопнула и – околела. Пример такой на свете не один: И диво ли, когда жить хочет мещанин, Как именитый гражданин, А сошка мелкая, как знатный дворянин.

Два Мула

Перевод О. Чюминой

Два Мула шли дорогою одной: Один – с овсом, другой – с казной. Последний, ношею тщеславясь драгоценной, Расстаться ни за что б не захотел с мешком; Звеня привешенным звонком, Он плавно выступал походкою надменной, Когда разбойники вдруг, на его беду, Откуда ни возьмись, прельщённые деньгами, Его схватили за узду. Вот Мул уж окружён врагами И, защищаяся, ударами сражён, — Вздыхает, жалуется он: «Увы! Такую ли я ждал себе награду? Опасности избег товарищ мой, Меж тем как гибну я – попавшийся в засаду!» «Приятель, – Мул сказал другой, — Грозят опасности тому, кто высоко поставлен. Ты был бы от беды избавлен, Будь ты, как я, лишь мельника слугой».

Воля и неволя

Перевод И. Хемницера

Волк, долго не имев поживы никакой, Был тощ, худой Такой, Что кости лишь одни да кожа. И Волку этому случись С Собакою сойтись, Которая была собой росла, пригожа, Жирна, Дородна и сильна. Волк рад бы всей душой с Собакою схватиться И ею поживиться; Да по€лно для того не смел, Что не по нём была Собака, И не по нём была бы драка. И так, со стороны учтивой подошёл; Лисой к ней начал подбиваться: Её дородству удивляться И всячески её хвалить. «Не стоит ничего тебе таким же быть, — Собака говорит, – как скоро согласишься Идти со мною в город жить. Ты будешь весь иной и так переродишься, Что сам себе не надивишься. Что ваша жизнь и впрямь? Скитайся все, рыщи, И с горем пополам поесть чего ищи: А даром и куском не думай поживиться: Все с бою должно взять! А это на какую стать? Куда такая жизнь годится? Ведь посмотреть, так в чём душа-то, право, в вас! Не евши целы дни, вы все как испитые, Поджарые, худые! Нет! то-то жизнь-то, как у нас! Ешь не хочу! – всего, чего душа желает! После гостей Костей, костей; Остатков от стола, так столько их бывает, Что некуда девать! А ласки от господ, уж подлинно сказать!» Растаял Волк, услыша весть такую, И даже слёзы на глазах От размышления о будущих пирах. «А должность исправлять за это мне какую?» — Спросил Собаку Волк. «Что? должность? ничего! Вот только лишь всего: Чтоб не пускать на двор чужого никого, К хозяину ласкаться, И около людей домашних увиваться!» Волк, слыша это все, не шёл бы, а летел; И лес ему так омерзел, Что про него уж он и думать не хотел; И всех волков себя счастливее считает. Вдруг на Собаке он дорогой примечает, Что с шеи шерсть у ней сошла. «А это что такое, Что шея у тебя гола?» — «Так, это ничего, пустое». — «Однако, нет, скажи». – «Так, право, ничего. Я чаю, Это оттого, Когда я иногда на привязи бываю». «На привязи? – тут Волк вскричал. — Так ты не всё живешь на воле?» «Не всё. Да полно, что в том нужды?» — Пёс сказал. «А ну€жды столько в том, что не хочу я боле Ни за что всех пиров твоих: Нет, воля мне дороже их; А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!» Сказал, и к лесу дай Бог ноги.

Карман

Перевод О. Чюминой

Однажды объявил Юпитер всемогущий: – Пускай всё то, что дышит и живёт, К подножью моему предстанет в свой черёд. И если чем-либо в природе, им присущей, Хотя один доволен не вполне — Пусть безбоязненно о том заявит мне: Помочь беде согласен я заране. По праву слово Обезьяне Предоставляю я. Взгляни На остальных зверей, наружность их сравни С твоею собственной. Довольна ль ты собою? – А почему же нет? Я не обижена судьбою! — Она промолвила в ответ. — И, кажется, ничем других не хуже. А вот в Медведе всё настолько неуклюже, Что братцу моему дала бы я совет, Чтоб он не дозволял писать с себя портрет! — Тут выступил Медведь, – но от него напрасно ждали жалоб; Найдя, что сам сложён прекрасно он, Глумился он над тем, как безобразен Слон: – Вот уши уменьшить кому не помешало б, Прибавив кое-что к хвосту! — Не лучше в свой черед отнёсся Слон к Киту: На вкус его тот слишком был громаден. А Муравей, в сужденьях беспощаден, Нашёл, что Клещ чрезмерно мал (Себя же самого гигантом он считал). Так, выслушав всех нелицеприятно, Довольный, отослал Юпитер их обратно. Но люди более всего Явились тут в суждениях нелепы, Себе прощая всё, другим же – ничего... Мы к собственным порокам слепы, А для грехов чужих имеем рысий взгляд. Всех на один и тот же лад Нас мастер вылепил: свои изъяны Подалее от глаз Мы прячем в задние карманы, Грехи же ближнего мы носим напоказ.

Ласточка и Птички

Перевод И. Дмитриева

Летунья Ласточка и там, и сям бывала, Про многое слыхала, И многое видала, А потому она И боле многих знала. Пришла весна, И стали сеять лён. «Не по€ сердцу мне это! — Пичужечкам она твердит. — Сама я не боюсь, но вас жаль; придет лето, И это семя вам напасти породит, Произведёт силки и сетки, И будет вам виной Иль смерти, иль неволи злой; Страшитесь вертела и клетки! Но ум поправит всё, и вот его совет: Слетитесь на загон и выклюйте всё семя». «Пустое! – рассмеясь, вскричало мелко племя. — Как будто нам в полях другого корма нет!» Чрез сколько дней потом, не знаю, Лён вышел, начал зеленеть, А Птичка ту же песню петь: «Эй, худу быть! ещё вам, Птички, предвещаю: Не дайте льну созреть; Вон с корнем! или вам придет дождаться лиха!» «Молчи, зловещая вралиха! — Вскричали Птички ей. — Ты думаешь, легко выщипывать всё поле!» Ещё прошло десяток дней, А может, и гораздо боле; Лён вырос и созрел. «Ну, Птички, вот уж лён поспел; Как хочете меня зовите, — Сказала Ласточка, – а я в последний раз Ещё пришла наставить вас: Теперь того и ждите, Что пахари начнут хлеб с поля убирать, А после с вами воевать: Силками вас ловить, из ружей убивать И сетью накрывать; Избавиться такого бедства Другого нет вам средства, Как дале, дале прочь. Но вы не журавли, Для вас ведь море – край земли; Так лучше ближе приютиться, Забиться в гнёздышко, да в нём не шевелиться». «Пошла, пошла! других стращай Своим ты вздором! — Вскричали Пташечки ей хором. — А нам гулять ты не мешай!» И так они в полях летали, да летали, Да в клетку и попали. Всяк только своему рассудку вслед идёт: А верует беде не прежде, как придёт.

Городская и Полевая Крысы

Перевод Г-та

Однажды Крыса городская На пир к себе землячку позвала. Землячка ж та была Провинциалка – Крыса полевая. Вот гостья в барский дом является на зов. Там в зале, на ковре французском, Хозяйка ждёт её. Обед уже готов, И счёту нет всем яствам и закускам. Какая роскошь! подлинно что рай! С господского стола за месяц все объедки, Приберегла хозяйка для соседки — Что хочешь, то и выбирай! Тут, насказав любезностей несчётно И весело болтая всякий вздор, Уселись Крысы на ковер И принялись за яства беззаботно. Вдруг слабый шум раздался у дверей... Хозяйка взвизгнула, кричит: «Беги скорей!» И в угол шмыг; за нею гостья следом. Но вскоре шум замолк, и потчевать обедом Хозяйка гостью снова начала. «Пойдём, – промолвила она, — Теперь всё тихо, слава Богу!» А гостья ей в ответ: «Нет, милая, прощай! Хоть вкусен твой обед, А мне пора в дорогу. Прошу теперь ко мне: я ем не на коврах, И редких блюд таких в деревне не бывает, Зато в обеде мне никто уж не мешает, И радостей моих не прерывает страх».

Волк и Ягнёнок

Перевод И. Крылова

У сильного всегда бессильный виноват: Тому в Истории мы тьму примеров слышим, Но мы Истории не пишем; А вот о том как в Баснях говорят. Ягнёнок в жаркий день зашёл к ручью напиться; И надобно ж беде случиться, Что около тех мест голодный рыскал Волк. Ягнёнка видит он, на добычу стремится; Но, делу дать хотя законный вид и толк, Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом Здесь чистое мутить питьё Моё С песком и с илом? За дерзость такову Я голову с тебя сорву». «Когда светлейший Волк позволит, Осмелюсь я доне€сть, что ниже по ручью От Светлости его шагов я на сто пью; И гневаться напрасно он изволит: Питья мутить ему никак я не могу». «Поэтому я лгу! Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете! Да помнится, что ты ещё в запрошлом лете Мне здесь же как-то нагрубил: Я этого, приятель, не забыл!» «Помилуй, мне ещё и отроду нет году», — Ягнёнок говорит. «Так это был твой брат». — «Нет братьев у меня». – «Так это кум иль сват И, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотите И, если можете, то мне всегда вредите, Но я с тобой за их разведаюсь грехи». — «Ах, я чем виноват?» – «Молчи! устал я слушать, Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Сказал – и в тёмный лес Ягнёнка поволок.

Человек и его Изображение

Перевод О. Чюминой

Герцогу де Ларошфуко

Жил некто; сам себя любя, И без соперников, на диво Считал красавцем он себя, Найдя, что зеркала показывают криво. И счастлив был, гордясь собой, Он в заблуждении упрямом. Представлены услужливой судьбой, Советники, столь дорогие дамам, Напрасно перед ним являлися гурьбой. Повсюду зеркала: в окне у фабрикантов, На поясе у модниц и у франтов, Во всех домах! И вот, страшась зеркал, Что делает Нарцисс? – бежит в уединенье. Но там ручей прозрачный протекал. Разгневанный, в недоуменье, В струях своё он видит отраженье И прочь бежит от светлого ручья, Но сожаленье затая: Настолько тот ручей заманчив и прекрасен. Смысл этой басни очень ясен: Тот, кто в себя без памяти влюблён, — Души подобье нашей он, А зеркала – чужие заблужденья; Нам образ наш являют зеркала В правдивом воспроизведенье. Ручей же, чья вода светла, — Составленное в назиданье Полезных «правил» мудрое собранье.