Бастард Ивана Грозного
Шрифт:
Что характерно, и сын его и дочь были пристроены хорошо. Обоим были когда-то куплены квартиры в Москве. В итоге, дочь вышла замуж за немца и уехала в Берлин, а сын женился на голландке и уехал в Голландию. Россию дети позабыли. Жена Санькина как-то переживала, но выдюжила, а Санька сильно запил и в оконцовке умер.
– Слушаешь? – Спросила Лёкса. – Что бают?
– Ведун усыновить хочет, силу передать.
– Так и думала, что он на тебя глаз положит. Не отказывай ему. Зачем тебе такие враги?
– Не моё это… Камлать… Я по-другому вижу. Мой дом – лес…
–
Санька насупился. Для себя он всё давно решил. Не зазря судьба забросила его под сиську медведицы. Не зазря он детёнышем оказался в диком лесу. И слышал лес, и видел, и чувствовал… Чужие Боги не интересовали Саньку. Кузнецом? Ну, может быть. Но ведуном? Замполитом людей, которые относят детей в лес? Это – увольте…
Никогда Санька не был балаболом, да и за «базар» привык отвечать. А тут… Камлай не камлай, а случится то, что случится. Никогда не играл он в азартные игры, потому, что знал, что это не его игра. Стенка на стенку, один на один, это – само то. Оно. А судьба? В чужих руках? Не доверял он себя никогда и никому.
А с другой стороны, что ему мешает в любой момент удрать? В тот же лес? Если вдруг его не правильно поймут, или он не правильно интерпретирует смысл сказанного богами, или духами. Лесов тут много, как сказал Мокша. А понять этот мир с помощью ведуна и кузнеца будет проще. Кузнечное дело и в его время было в почёте… И кто ему запретит заниматься и металлом, и деревом? Железа на Руси вроде, как мало. Руду, он помнил, везли через Новгород, а по Дону только готовые изделия.
Хотя, вспомнилось ему, кроме верфи на Дону, были ещё верфи на речке Воронеж. Там росли дубы вперемешку с соснами. А ещё в её верховьях этой реки нашли залежи бурой железной руды, из которой лили пушки и ядра. Это Саньке рассказывал Воронежский краевед, приезжавший к ним в Шипов лес с проверкой наличия и сохранности самого старого дуба.
Вот бы куда перебраться, – подумал Санька.
Однако он помнил, что и верфь, и литейные заводы возникли при Петре Первом, а какое сейчас время Санька так и не знал, но вряд ли Петрово. Коли казаки свободно шастают и народ грабят. Санька расстроенно крякнул. Не знал он историю России. Может и шастали, – подумал он. Екатерина Вторая, кажется, прибрала запорожцев «к рукам».
Санька снова недовольно крякнул и решил, что нужно получать образование. А кто больше всех ведает, как не ведун?
Открылась дверь.
– Выйди, Ракшай, – бросил Мокша, хмурясь. – Поговори с Ефимом.
Ведуну он говорил одно, но сам-то знал другое. Его это сын и Лёксы, и разрешать кому-то усыновлять сына он не хотел. Лёкса ему точно глаза выцарапает, коль узнает.
Ракшай вышел.
– Что там? – Спросила Лёкса. – Старик в нашем сыне замену себе нашёл?
Лёкса перетирала на жернове высушенные кусочки корня рогоза, перемежая его с овсом.
– Откуда знаешь? – Удивился Мокша.
– Ракшай сказал. Ты же знаешь, как он слышит?
Мокша кивнул и осмелев, думая, что Лёкса всё знает, сказал:
– Хочет сыну нашему свою силу передать. Говорит, к предкам собирается. Может не успеть. А не успеет, тогда другой шаман придёт. Души предков разбередит. Плохо будет.
– Пусть передаёт. Наш сын ведуном станет… Это добро.
Мокша понял, что Лёкса всего не знает и сказать про усыновление испугался. Рука у Лёксы была хоть и маленькая, но очень тяжёлая. Особенно, когда она била наотмашь ладонью. Да и когти, крепкие и острые, она пускала в ход частенько, когда считала себя обиженной.
Мокша, несмотря на свою силу, имел спокойный характер и по-настоящему любил свою жену, такую же переселенку с берегов полночного моря, взятую им в жёны не по нужде, а по зову души.
Мокше уже шёл четвёртый десяток и почти всю сознательную жизнь он провёл в пути от холодного моря до этих земель. Пять лет переселенцы уходили от вдруг наступившего на берег моря и резкого, за тем, похолодания.
Он научился ковать болотное железо ещё в отрочестве и пока постигал науку жениться не мог. Потом был долгий переход. Некоторое время род пожил в Рязани, потом, вслед за гонцами, двинулся сюда. Очень уж гонцам земля понравилась здешняя. Чёрная и жирная, она сильно отличалась от всех земель, виденных Мокшей ранее. Казалось, положи семя, и вырастет всё.
Ан нет… Оказалось, что дождей в этих местах выпадает мало, а земля воду не держала. Сохли посевы. Потому питались мясом, рыбой и корнеплодами. Жалко было денег, что община потратила, купив в Рязани зерно на посадку. Шамана едва на кол не посадили, за благоприятные прогнозы. Спасло его то, что он многих вылечил вовремя прошлогоднего мора. А так бы сидеть ведуну в виде высушенного истукана в капище, а душа бы его так и оставалась рядом с телом.
Мокшу от навеянного мыслями образа передёрнуло. Он страсть как боялся заложенных покойников16. Он было двинулся за Ракшаем, но Лёкса сказала спокойно:
– Пускай поговорят. За сыном Велес, ты же знаешь… Он не даст его в обиду.
Мокша сразу успокоился.
– Похоже река встала, – вспомнил увиденное он.
– Значит скоро наши придут.
В Рязани остались родичи Лёксы и она каждую зиму ждала, что они сподобятся перебраться в эти края. Однако жили Мокша с Лёксой здесь уже три года, а родичи всё не появлялись.
– Придут, – утешил жену Мокша и взялся за деревянную ручку двери. – Пойду в кузню, огонь распалю. Надо задумки Ракши сковать, пока не так стыло.
– А может они через Казар17 прошли?
Кузня была открыта ветрам и зимой сковать что-либо было проблематично. Слишком быстро остывал металл на наковальне. Да и горн с трудом держал нужную температуру. А сын придумал интересную вещь, которая Мокше и Лёксе понравилась.
Ракшай и Ведун говорили тихо. Ракшай в основном слушал. Ефим и так был сгорбленный, а тут, чтобы шептать слова в ухо Ракшаю, согнулся почти до земли. Он опирался на свой кривой костыль и нависал над ребёнком, как Мара над жертвой.