Бастард
Шрифт:
Припавший к земле Станко не мог уследить за всеми движениями меча и кинжала. Это было зрелище, достойное сотен зрителей, это был упоительный сложный танец, так не дрался Чаба, так не дрался никто — это были новые, невиденные приемы. Но висельники оставались равнодушными к красоте; они бились, даже будучи разрубленными пополам.
Илияш зарычал — так рычит загнанный на копья зверь. Опомнившись, Станко схватил откатившуюся в сторону палку; он бил и молотил по черным головам, и пот заливал глаза, а кольцо нападавших
Станко не помнил, как меч снова оказался в его руке. Илияш сражался теперь черным, из отрубленной руки вырванным оружием. Спина проводника, горячая, мокрая, снова прижалась к лопаткам Станко; хрипя и отражая удары, парень понял вдруг, что эта спина — единственная его опора и надежда, что если он умрет — то вместе с Илияшем, и собственная его, Станко, спина послужит последним прикрытием проводнику…
Отчаянно взмахнув мечом, он рубанул почти наугад — и перерезал просмоленную веревку, стягивающую шею ближайшего мертвеца.
Мертвец оглянулся назад. Страшное лицо его ничего не выражало, но Станко померещилось удивление; зашатавшись, висельник неуклюже рухнул под ноги сотоварищам.
— Ага-а-а! — взревел Станко, и ни с чем не сравнимая злая радость тут же и вернула ему угасшие было силы. — Ага-а! Сгинь! Пропади! Падаль! Падаль! По веревкам, Илияш!
Кольцо нападавших чуть разжалось, будто в замешательстве. Мертвецы теперь действовали осторожно, боясь подставлять под удар свои драгоценные веревки-пуповины.
— Руби! — ревел Илияш, и, дотянувшись кинжалом, резанул по ближайшей веревке; та устояла, но на ней появился глубокий надрез; раненный висельник качнулся, неловко взмахнул мечом — Илияш ткнул его в грудь, веревка лопнула, и второй мертвец грянулся оземь.
Оставшиеся висельники кинулись в бой с удвоенной яростью; лишившийся руки подобрал меч сотоварища и рубился левой. Просмоленные тела упавших мертвецы подкатывали под ноги противникам, чтобы те спотыкались; Станко, потеряв равновесие, едва увернулся от смертоносного удара. Мышцы на спине Илияша ходили ходуном:
— На… ша… берет…
Рухнул еще один мертвец. Меч другого задел Станко по щеке; тот не почувствовал боли. Висельников осталось трое, но легче бой не стал — меч в руках Станко налился неподъемной тяжестью.
— Ну-у!
Удар. С треском рвется веревка. Падает еще один, теперь двое против двух…
Уцелевшие мертвецы, будто сговорившись, одновременно отступили. Руки с мечами безвольно упали; веревки, когда-то удавившие осмоленных, резко вздернулись вверх, ноги висельников оторвались от истоптанной травы, и вот уже оба как ни в чем не бывало покачиваются на ветке, а рядом — четыре обрывка, четыре срезанных веревочных хвоста…
Илияш и Станко прошли прямо под качающимися сапогами.
Ясным утром солнечного дня двое вышли на берег чистого, спокойного озера.
Озеро выгибалось
Двое стояли молча; густые кроны прикрывали их от взглядов со стены.
— Вот и все, — нарушил молчание Илияш. — Сказал — приведу тебя, и привел… А когда Илияш хвалился попусту, а?
Голос проводника снова был весел и беззаботен — совсем как в начале пути.
Станко смотрел на замок — темный, зловещий, как спящее чудовище. Его путь не закончен, его путь только начинается. Там, за грузными стенами, в путанице муравьиных ходов притаился тот, кому суждено умереть от меча.
— Давай-ка, — радостно потребовал Илияш, — должок за тобой…
Станко не сразу понял:
— Что?
— Да десять монет! — проводник, кажется, даже возмутился. — Десять монет, как условились, а в замок я не пойду. Ни носом, ни пяткой, ни драной заплаткой, уговор есть уговор!
Станко вытащил потрепанный, заскорузлый от грязи кошелек и выкатил на ладонь все десять золотых. Они показались ему тусклыми бесполезными кругляшками.
— Возьми, — сказал он, глядя в сторону. — Уговор есть уговор…
Илияш, урча от радости, пересчитал деньги, вытер каждую монетку о штаны и спрятал где-то на груди:
— Ну вот… Ну вот, и у нас сдобный квас… Все, с промыслом покончено. Дом куплю, хозяйство заведу, работника найму…
Слова его лились и журчали, а Станко отчего-то становилось все горше и горше. Дались они ему, эти деньги…
Кошелек совсем опустел, превратился просто в грязную тряпку, и только одна серебряная монетка, монетка с профилем князя каталась из уголка его в уголок.
— Теперь мне надо в замок, — бросил Станко, прерывая Илияшевы восторги. — Как мне пройти в замок, Илияш?
Тот запустил пальцы в бороду:
— Не знаю… Тут я не советчик тебе… На воротах стража, по стене не влезть… А полезешь — так тут же на тебя смолы горячей, чтоб неповадно было…
Станко привычно сжал рукоятку меча:
— Мне надо пройти, и я пройду. Ты знаешь, я…
— Ты всегда делаешь, что решил, — продолжил Илияш насмешливо.
Над головами их радостно перекликались мирные, чуждые духу убийства птахи. Илияш уселся в траву, скрестил ноги, поднял лицо, подставляя его пробивающимся сквозь ветви лучам:
— Есть тут одно дело… Опять же, может быть, и слухи только. Стражники, знаешь ли, все подземный ход искали.
Станко вздрогнул:
— Что?
— Подземный ход, — Илияш прищурился, — говорят, он здесь с незапамятных времен, то ли враги его прорыли, чтобы внезапно напасть, то ли сами хозяева замка — чтобы сбежать вовремя… А может быть, и те и другие, враги ведь то и дело становились хозяевами… Только вот не нашли хода-то…