Бастион: война уже началась
Шрифт:
Лежать валетиком в текущих одиссеях еще не приходилось. И удобство было лишь сомнительное – ногам. Но передышка требовалась. Окинув взором минувшую баталию, он пришел в ужас – невозможны нормальному человеку такие страдания – не красят они ни тело, ни дух. А что до четверых уцелевших, то тут весьма под вопросом, способствует ли навязанная мозгу установка досконально проникать во все дыры. Насколько щепетильно они запрограммированы?
Он повернул голову и коснулся губами Динкиных волос. Ответных действий не дождался – сомлела красотка. «Катюшей» не разбудишь. Хотя и смотря какой «катюшей». Ежели без кавычек…
– Ты не представляешь, Динка, до чего мне с тобой хорошо, – пробормотал он. – Прямо-таки сон упоительный…
«Вот разомлею враз, – подумалось ему с опаской. – Будет тогда и сон, и упоение».
Но до провигила дело не дошло (сохранил еще Алешкины таблетки). Шорох в глубине галереи он не проворонил. Натура ментовская (в приличном понимании этого слова). Заготовок не стал делать, уже готов: как юному шахиду – только подпоясаться. Продолжал лежать, дыша размеренно и тихо. А шорох приближался. Камешек чиркнул под подошвой. Еще один. Усердно тренированное к разным явлениям ухо уловило: движется единственный экземпляр. Уникум своего рода. Он нащупал выступ в стене: упереться, если что. Принялся ждать, закусив губу. Тень легла на каменную глыбу. Показался кирзач – разлапистый, совершенно новый, со склада. Обладатель неувядающего армейского атрибута двигался короткими шажками, после каждых двух притормаживая и вникая в окружающий мир. Напротив дыры как раз остановился – шут его разберет, кто такой; нора низкая, до уровня грудины. Лица не видно… Он затаил дыхание. Незнакомец выждал несколько секунд, тронулся далее. Поднял левую ногу, поставил. Оторвал правую… под нее-то Туманов и выбросил свою шаловливую конечность. Уж больно велик соблазн проредить вражью тьму. Да не просто выбросил, а еще и подсек по всем канонам искусства дзюдо. Мастерство ведь не пропьешь… Бес азарта налетел – тот кент с уханьем зарывался в плиту, а Туманов при помощи упомянутого выступа и мускульной тяги уже выбрасывался в суженное пространство. Упавший поднимался, словно робот: невозмутимо. Отжался на кулачках от пола, подставил колено. По руке с мертвецки серыми, шишкастыми ногтями он и пнул. Человек вторично хряпнулся о плиту. Вслед за чем Туманов его и оседлал, рубанув ребром ладони в основание шеи. Жалость гнал, как побирушку, с волками жить… Из любопытства перевернул тело. Матерый мужичара и тоже сиделый зэк. Добросовестно причем сиделый. По науке. На правом запястье жирно «выгравировано»: «ЗЛО» («За все лягавым отомщу»), на левом – побледнее: «ОМСК» (чего там по ихней грамоте: «Отдаленная местность сибирской каторги»?). Не вдаваясь в детали физиономии, он за шиворот доволок несчастного до соседней трещины, запихнул, свернув вдвое. Отдуваясь, вернулся к своей Динке, забрался, пошелудив носом у нее в волосах, как бы заряжаясь электричеством. Улегся в везучую позу.
– Ну вот, – пробормотал с чувством выполненного долга. – Как бы лежим и дальше спим.
Татуировки продолжали стоять перед глазами. Не на зонах же эти отморозки добывают себе контингент для кошмарных опытов? В местах лишения свободы худо-бедно регистрация, учет. Хотя, с другой стороны, освобожденные… Он аж присвистнул, ни хрена себе. А почему бы нет? Вот и канальчик поступления зерна для круглосуточных жерновов. Одинокий зэк отдолбит свой срок, выйдет за ворота – ни жены, ни друзей на воле… Начальству тюрьмы он уже не интересен, государству тем более. Не будут же его искать, в самом-то деле? А ребята компанейские тут как тут, слово за слово, выпивон, предложение поработать в одном живописном уголке. Отказаться невозможно. А засомневается тертый жизнью мужик – сам же потеряет, и для здоровья опять же вреднее…Зэки, бичи, случайные люди, не обремененные родней, – чем не основа человеческого материала, низшая каста, которую и загубить-то не жалко для чистоты его величества ЭКСПЕРИМЕНТА?.. А на основе экспериментации уже подходит следующая каста – не абы кто, а те, кто нужно: скажем, мелкие чиновники, полезные коммерсанты, просто хваткие люди (вроде того же Шубина). Они и определят, если Родина прикажет, жизнь отдельно взятого региона, к которому кто-то имеет свой повышенный интерес…
Фантазия Туманова переживала бурный взлет. Но до самых крамольных вершин он подняться не успел (да и слава богу: меньше фантазируешь – веселее бегаешь): снова захрустели камни под тяжелыми дерьмодавами. Этот индивид, судя по всему, обладал большей решительностью и целенаправленностью – двигался быстрее. То есть останавливался не через два шага, а через пять. Поскрипывая крошевом, деловито проследовал мимо норы с беглецами и остановился за пределами видимости. Непорядок.
– Э-э-й… – протянул Туманов. Воцарилось безмолвие. Сбой в программе – горячо хотелось бы верить.
– Мы здесь… – До того зловеще прозвучал его шепот, самому не по себе стало. Человек нерешительно переступил с ноги на ногу. Установка конкретная – убивать людей с забитыми в голову приметами; реагировать на шепот этих роботов-недоучек не учили. В проеме нарисовались сапоги; постояв и помявшись, человек все же нагнулся. Туманов швырнул между глаз пятку, осознав с облегчением, что риск был колоссальным. Ничто не мешало этому чудищу в серых обносках кликнуть товарищей (проще, чем мышкой кликнуть), дождаться и втроем провести выколупывание.
Операция выглядела примерно схоже. Но колотить пришлось по лицу и в темпе. После третьего удара бедолага подкосился и рухнул окончательно. Он лежал перед взором во всей красе, вытянувшись в рост. Кровь захлестывала лицо – сочилась изо рта, из треснувших надбровных дуг… А память уже неслась вскачь, опрокидывая года, ища ответ на вопрос из занимательной истории: почему так врезалось в сознание это сильно постаревшее, обрюзгшее, одутловатое, но когда-то очень знакомое лицо с мыльными глазами?.. Неуклюжее паучье туловище, пудовые кулаки, кривые ножки, переносящие хозяина с удивительной быстротой…
А вспомнив, очень удивился. Забыл о смертельной опасности, которую никто не отменял. Забавно, право слово, через столько лет свидеться с бывшим однополчанином… История показательна и во многом характерна для воинской обыденщины. Поведал ему о ней Костя Михаленок – на «сорок дней» после дембеля. Костя был как Костя, не друг, не брат, на горшке одном не сидели, но койки рядом были и на гражданке в соседних районах проживали, оттого вроде не чужие. Залетел Константин по грубиянке – обхамил начштаба, который распорол ушитую до смешного «парадку», в коей Костя вознамерился ехать домой. Причем обхамил узорчато и густо, не сдержался. Начштаба тоже не сдержался и определил Костю в отстающие. То бишь дембель Костин уплыл на месяц от календарного срока, и это было, кстати, по-божески, поскольку за такие канделябры Костику очень радостно улыбалась статья… За час до фактического дембеля все семеро «залетчиков» (а-ля Костя) пришли в канцелярию, доложились, угостили ротного выпивкой, а затем дружно заявили: «Товарищ капитан, все позади – и наши беды, и ваши оттяги на нас. Вы парень свой, обидок нет. Но ради бога – кто был ротный стукач? Кто эта недостойная наседка, что молотила вам на нас все эти долгие годы? И про пьянки, и про баб, и про то, как зиму с летом прогоняли из казармы… Из любопытства, а, товарищ капитан?» Ротный похохотал и раскололся. Это был удар. Это был шок, адекватный ошеломительной развязке закрученного детектива, когда истинным злодеем оказывается тот, на кого не подумаешь. Дембеля не поленились – всем гуртом покатили в Томскую область (сутки на плацкарте) – в один пристанционный рабочий поселок. Там провели разведку, подождали семеро одного и затащили в овраг идущего по проселку «барабанщика». Генка Корытов из хозвзвода, ротный заправила и легендарный драчун, кулачищ которого побаивались не только сосунки-новобранцы, но и степенные гранатометчики с пулеметчиками! Били жестоко. По ходу Корытов пару раз терял сознание, а когда приходил в себя, вчерашние товарищи участливо интересовались, как это его маму угораздило вырастить такое чмо (чем удобряла, все такое), и вновь били, и так продолжалось без малого час. Под занавес Корытову отбили причинное место (чтобы таких же не делал), переломали ребра, своротили скулу и с чувством перевыполненного долга удалились. С той поры, видать, и не задалась жизнь Корытова…
Он вернулся к тяжелой реальности. Ничего не профортунил. Быстро сообразил, где находится. Бездыханное тело Корытова посчитал неэтичным прятать в нору. Да и надоело носить тяжести. Пусть очнется, здесь воздух посвежее… Первым делом он проведал Динку – не сыграла ли утреннюю зорьку? Сладко спит, и слава богу. Просыпаться в этом гадком состоянии – штука вредная. Только и мечтаний, что о пистолете с одним патроном.
Он прислушался. Уцелевшие не спешили расставаться с челюстями. Бродяжили где-то. Наличие под боком этой сладкой парочки опасений не вызывало. Отобьется. Куда серьезнее четверо угрюмых с манерами профессиональных охотников. Не дождавшись конкретных результатов от «смежников», они могут начать самостоятельную операцию. Он отправился вверх по галерее – к свету. Грохот Черноярки становился явственнее. Он подобрал тяжелый камень, изготовился к метанию и вышел из скалы на обрыв, зажмурившись от уходящего на закат солнышка.
А когда глянул под ноги, задрожал от возбуждения. Обрыв на коротком участке сглаживался. Он увидел тропу к реке, петляющую между завалами! Никто ее, разумеется, не топтал, сама получилась, но по назначению ее пользовали. След ноги отпечатался на глинистом участке – аккурат навстречу Туманову. Он поспешно огляделся, присел на корточки. Не кирзач, явно. Слишком рифленый узор – гражданская обувь и, помимо прочего, спортивная. И оставили-то сегодня – вчера дождь был, открытое место, наверняка потускнел бы следок. Поднимался кто-то от Черноярки, а кто еще как не этот мутный парень Гулька, затоптанный толпой? Оттого и поперся через две реки, что висела у него лесенка под приметной уродливой сосной, а обходить посчитал рискованным – предпочел вплавь. Но это Сузур вплавь. А Черноярку? Выдающийся пловец? Или лодку все же заныкал?
Осененный логичной догадкой, он пустился вниз по тропе, перепрыгивая через естественные преграды. И замер, не добежав до подножия. Ай да услада для глаз! Аж кровь забурлила в жилах. Под скалой, укрытая от глаз и непогоды, лежала самая настоящая лодка! Плоскодонное корыто с высокими бортами – не для профи ультра-класса, понятно, но в том и хитрость, что перевернуть такую консервную банку проблематично. Хоть сейчас садись да сплавляйся вплоть до Оби, напевая под нос: «Все перекаты, да перекаты…»