Бастионы Дита
Шрифт:
Я дергался изо всех сил, пытаясь вытащить придавленную ногу, и жеребец, словно поняв мое стремление, жалобно заржал и перевернулся на брюхо. Я вскочил, помогая встать Ирлеф, отделавшейся, кажется, только ушибами. Ублюдки, посмевшие поднять на нас оружие, уже приближались. Один из них, чья туповатая круглая харя, заросшая неряшливой бородой, напоминала мне морду самца-шимпанзе, уже стягивал с плеча бродильное ружье.
— Прыгай в кусты и беги до самого Дита, — сказал я Ирлеф, пихнув ее в заросли синецветного терновника.
Резким движением я выдернул копье, на полметра ушедшее в пах жеребца. Его широкое — в ладонь — лезвие, украшали
«Никто не посмеет тронуть коня златобронников», — почему-то вспомнились мне слова прекрасной наездницы. Ан нет, посмели. Тронули. А сейчас собираются тронуть и меня. Зарядом травила да всякими остро отточенными железяками.
Поставив подножку тому из негодяев, который бросился было в погоню за Ирлеф, я погнал остальных с дороги прямо к зыбучим пескам. Не могу сказать, что они шли туда с охотой, но печальная участь заартачившихся подстегивала остальных. Когда последние из уцелевших по горло погрузились в песок, способный затянуть в свои глубины даже неосторожную ящерицу, я зашвырнул подальше злополучное копье и вернулся на дорогу. Жеребец был мертв — предназначенный мне заряд травила достался ему.
Опять ввязался не в свое дело, с содроганием подумал я. Опять кровь, опять смерть. Ведь зарекался же не касаться чужих распрей. Эх…
Я, как человеку, закрыл жеребцу уже начавшие стекленеть глаза и, сгорбившись, побрел к городу, до которого было еще шагать и шагать.
Уже издали стало ясно, что кто-то успел предупредить дитсов раньше нас — перед запертыми воротами веером располагались шесть огнеметных машин, а на стенах бастионов толпился вооруженный народ. Нас сразу узнали и под конвоем препроводили к Блюстителям, находившимся сейчас не в зале Сходок, а на фасе [8] далеко выступающего вперед форта. Отсюда хорошо были видны и догорающий Коралловый Лес, и дорога, по которой сплошной массой валило вражеское воинство, и рыскавшие по окрестностям мелкие шайки.
8
Лицевая, обращенная к противнику сторона укрепления.
Нельзя сказать, чтобы встреча оказалась радушной. На нас смотрели с нескрываемым подозрением, как на оживших мертвецов — ведь, по всем расчетам, запас выданного нам на дорогу зелейника должен был давно иссякнуть. Да и явились мы явно не ко времени. Тем не менее Блюстители согласились выслушать нас.
Доклад Ирлеф был предельно краток: Хавр изменил Диту и сейчас идет сюда вместе с войском своего брата, властителя Приокаемья; помощи ждать неоткуда, поскольку пресловутых друзей и союзников никогда и в помине не существовало; живы мы благодаря тому, что в Заоколье торгуют зелейником так же свободно, как и зерном; этому человеку (кивок в мою сторону) вполне можно доверять, свою верность Диту он доказал. О нападении выродка Иносущих, о выигранных у времени днях, о златобронниках, Переправе, Забытой Дороге, Стеклянных Скалах, Черном Камне и о многом другом она даже не заикнулась.
— Говоришь, ему вполне можно доверять… — задумчиво повторил Блюститель Бастионов. — А ведь раньше за него почти
— Раньше вы все смотрели Хавру в рот, а меня и слушать не желали, — отпарировала Ирлеф.
— Почему вы не убили изменника? — спросил Блюститель Площадей и Улиц.
— Мы сами много раз были в двух шагах от смерти и спаслись только чудом. Смотрите! — Ирлеф подтянула рукав куртки, обнажив предплечье, покрытое едва затянувшимися ранами. — Это следы пыток, которым меня подвергала родная сестра Хавра. Если мы не выдержим осады, если покоримся врагу, всех нас ожидает куда более печальная участь.
— Велико ли войско, идущее на нас? Как оно вооружено? Откуда вообще появилась в Заоколье такая рать? — Больше всех это почему-то интересовало Блюстителя Воды и Пищи.
— Пусть он расскажет, — Ирлеф слегка подтолкнула меня вперед. — Мужчины в таких делах разбираются лучше.
— Сначала позвольте мне сказать несколько слов о Хавре, — начал я, непроизвольно глянув через плечо на отряды чужих солдат, подобно саранче подползающих к городу. — Его нельзя назвать изменником в прямом смысле этого слова. Думаю, сложись все по-другому, он вернулся бы назад, чтобы служить Диту. Хотя уже совсем в другом качестве. Однако его планам не суждено было сбыться. В Приокаемье он стал жертвой вероломства своего собственного брата… Вот уж кто действительно чудовище в человеческом облике. Скоро всем вам придется познакомиться с ним поближе.
— Если уж начал говорить о Хавре, так и говори о нем! — прервал меня кто-то. — Времени и так в обрез!
— Когда нам выпала возможность бежать, Хавр не последовал за мной, — продолжал я. — Не знаю, что он задумал. Но уверен, преданным прислужником своего брата он не будет. Рано или поздно они схлестнутся в смертельной схватке…
— Этот негодяй предаст кого угодно, — сквозь зубы процедил Блюститель Ремесел. — Сколько лет ел наш хлеб, клялся в верности, убеждал всех, что приобщился к Заветам, испил Братскую Чашу… И все напрасно! Где только были наши глаза!
— Мне кажется, Хавр в отличие от своего брата никогда не искал выгоды для себя. — Присутствующие смотрели на меня едва ли не с ненавистью, но я решил высказаться до конца. — Устремления его можно было только приветствовать. Он пытался помочь людям, не только дитсам, а всем людям этого несчастного мира, устоять под гнетом навалившейся на них беды. Но большое дело складывается из малых поступков. А разницы между допустимыми и недопустимыми поступками Хавр не ощущал. Справедливости он добивался ложью, разумных решений — кознями, права на достойную жизнь для всех — насилием. Если бы он счел нужным, то не остановился бы и перед убийством. Уже позже, разочаровавшись в людях, он решил изменить их порочную природу при помощи высших сил. Трудно даже представить, что из этого могло получиться.
— Ты, кажется, защищаешь его? — возмутился Блюститель Площадей и Улиц. — Разве Хавр — неразумное дитя? Он достаточно повидал в жизни и должен отличать верность от подлости! Как и всем нам, ему были дарованы Заветы! Если бы он всегда помнил о них, нам не пришлось бы сейчас стоять здесь и наблюдать, как враги окружают Дит!
— Да, Заветы… — я запнулся на этом слове. — Действительно, если бы Хавр всегда помнил о них… Заветы — вещь полезная… Жаль только, что человек — существо, не способное помнить. В этом смысле даже собаки превосходят нас. То есть помнить мы все, конечно, помним, но делаем почему-то наоборот. У каждого свой закон и свой завет.