Баттл (Неистовый парадокс времени)

Москвич. Профессиональный иконописец и литератор.

Член Московского союза художников.

Награждён двумя орденами Русской православной церкви.

Член Союза писателей России (Московская городская организация).

Лауреат Премии Гиляровского и серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси – 2016».

Дипломант литературной

премии Союза писателей России «Серебряный крест – 2018», литературного конкурса Союза писателей России «Лучшая книга года» (2016–2018).

Эл. почта: alboros@list.ru

«Не скорби, старый, через два года тебе исполнится восемнадцать лет и пойдёшь под списание.

А сейчас гуляй, брат, – твоё время!»

Эту фразу я услышал много лет назад, в годы моей безупречно молодой юности. Теперь же, припоминая те давние благословенные дни, я думаю с тревогой: «Как объяснить молодому собеседнику, что он не недоросль, он – счастливчик! И вообще, что такое юность – биографическая справка или уникальное событие?».

Пора юности – самая особенная часть человеческой жизни. В молодые годы каждому из нас дана исключительная привилегия – быть самим собой. В самом деле! Ещё не обременённые житейскими заботами, мы восхитительно свободны и открыты миру.

А может быть, юность – это время таинственной физиологической метаморфозы, когда дух будущей личности обустраивает себе жилище?..

Что ж, вопрос о назначении отроческих лет в жизни человека не так-то прост. Несомненно одно: юный бунтарь взрослеет не для того, чтобы с годами успокоиться, отрастить брюшко и стать добропорядочным игроком в картишки или домино.

Молодость похожа на прорастающее адамово семя, ещё не культивированное цивилизацией Чарльза Дарвина и Фридриха Ницше. Но жизнь – не рай, и мы, поколение взрослых людей (таких умных и проницательных), представляем собой, увы, не райские всходы, а надменный многоголосый «пипл» с испорченной адамовой генетикой. Это нас печалит, заставляет с возрастом всё чаще оглядываться назад, в молодые дни, и повторять с горчинкой в голосе: «Да… было время!».

Книга «Баттл» адресована молодым. В каком-то смысле она – послание из будущего. Почти все её главные герои – молодые ребята, занятые поиском личной правды. Они подобны порогам, разбросанным по руслу горной реки. Их обнимают пенные водовороты житейских обстоятельств, их удаляют строители, прокладывая фарватер для будущего судоходства. В дни паводка их пытается сдвинуть и унести с собой стремительное течение вод. Однако цель гранитных порогов – выстоять и сохранить себя как часть горной стремнины. Далеко не всем такая задача по плечу. Поэтому троекратно восславим устоявших: виват, виват, виват!

Юность – стремительное время. Редкий школяр анализирует происходящие события. Анализ – это сопоставление прошлого, настоящего и будущего. Но у молодости ещё не накопилось знание о прошлом, а в будущее она смотрит слишком мечтательно и беспредметно. По-настоящему молодость интересует (простите за каламбур) лишь настоящее! Оно необходимо ей как воздух. С настоящим связаны все подростковые переживания. Ведь переживания – это эмоциональные «капилляры», по которым юность всасывает информацию об окружающем мире.

И

в заключение два слова о том, почему назначение книги определено как «послание из будущего».

Каллиграфируя перед читателем сюжетные линии рассказов, автор ведёт своих литературных собеседников дорогами, когда-то пройденными им самим. Но ведёт не как заносчивый и самонадеянный ровесник, а как проводник, знающий, что ждёт путника на том или ином случайном ответвлении дороги. Это ли не рекомендательное письмо из будущего?

В добрый путь, мой юный читатель!

Женя любил подолгу сидеть у окна, наблюдая за перемещением людей, собак, птиц и ливневых ручейков.

– Женечка, ты совсем не гуляешь! – беспокоилась мама, глядя на фигуру сына, застывшую в контражуре яркого солнечного света.

– Ну что ты, мама! – отвечал Женя. – Наблюдать наш двор так интересно. Это же поверхность незнакомой планеты!

Мама не понимала, что Женечка имел в виду, говоря о каких-то межпланетных наблюдениях. На самом же деле в действиях Жени было явно что-то космическое!

Как только происходящее за окном привлекало внимание, юноша напрягал зрение и, как в телескопическую трубу, видел интересующий объект совсем близко. Настолько близко, что ему не составляло труда коснуться его рукой, почувствовать вес, запах, даже температуру поверхности.

Впервые странную способность к преодолению пространства Женя заметил в конце восьмого класса, когда на уроке русского языка и литературы ему удалось исправить ошибку в стопке диктантов, уже собранных и лежащих прямо перед бдительной Верой Павловной. «Повезло!» – подумал тогда Женя. Он долгое время не придавал значения своим особым возможностям, хотя после того случая время от времени позволял себе подобные пространственные опыты, называя их «игрой в расстояния».

Однако к десятому классу, открыв для себя мир фантастической литературы, юноша обратил-таки внимание на свою необыкновенную способность – реально перемещаться в трёхмерном евклидовом пространстве (на «плечах Евклида») в любую точку ближайшего географического окружения. Объяснить подобное явление иначе как фактом телепортации (мистика!) было просто невозможно.

Никому, даже матери, Женя не решался признаться в этом. «Нонсенс! Подумают, что я свихнулся», – рассуждал он, продолжая опыты по перемещению не только на расстояние прямой видимости, но даже сквозь непрозрачные преграды. С течением времени юный «магистр» всё более убеждался в своём радикальном преимуществе перед другими людьми.

Например, ему не составляло труда проникнуть сквозь старую пятиэтажку на соседний двор, где жила симпатичная девушка Наташа, его одноклассница из 10-го «Б».

По этой милой «житейской» причине Женя стал выходить из дома с некоторых пор чуть раньше, чем следовало. Добрая Галина Георгиевна, провожая сына до двери, улыбалась вслед и крестила его дневную дорожку. Порой, всплакнув от нахлынувшего умиления («Ах, как Женечка любит учиться!»), она стояла у приоткрытой двери и зачарованно вслушивалась в скрежетание лифтовых тросов. И лишь когда шаги сына замирали где-то далеко внизу за скрипнувшей парадной дверью, она неторопливо, будто разговаривая сама с собой, принималась за домашние дела.