Шрифт:
Глава 1
Ясно и четко пропели горны на Сторожевой башне города Марнери, возвещая серебристыми голосами о приходе Дня Основания. Старый год был завершен, начиналась зима, и вот-вот должны были закружиться в воздухе снежные хлопья.
Ветер по ночам уже пронизывал до костей, дети не бегали допоздна по улицам, и матери подкладывали больше поленьев в очаг; но сейчас наступило время для самого главного праздника в году. Урожай был собран, солнце все еще пригревало, и пришел день отметить завершение старого и начало нового года.
По всей Империи Розы от островов Кунфшона до западных границ Кенора люди, все, как один, вышли праздновать
Но для города Марнери, расположенного на берегу Длинного залива, День Основания был днем особым: в торжественном великолепии возобновлялись Великие Чары, усиливая неприступность городских стен в следующем году. Барабаны и трескучие голоса фейерверков гнали людей на улицы, через массивные Северные ворота на Зеленый луг за городскими стенами.
Сегодня! — пели горны — сегодня день Великих Чар и должна прийти каждая опытная ведьма. Чтобы стены стояли высокие, в рост пятнадцати человек, чтобы выдержали они любые штурм и натиск. Чтобы орудийные башни были крепки и несокрушимы. Чтобы духи ворот — Освер, Йеперо, Афо и Илим — получили силу противостоять вражеской магии.
На угловых башнях развевались яркие разноцветные флаги знатных семей стражников. Взлетали воздушные шары, и на траве кружились карусели. Народ в цветастых шелках откалывал коленца древних танцев Дня Основания. В толпе было много людей в сине-красных шапках Марнери. Мужчины носили белые шерстяные рубахи, называемые «копа», и плотные зимние штаны из коричневой и черной кожи.
Большинство женщин было одето в традиционные, цвета сливок, льняные платья с красными кушаками Ордена Сестер.
В десятом часу утра город был почти пуст. Звуки дальнего фейерверка, горнов и барабанов превращались в приглушенное эхо, долетев до вымощенного камнем внутреннего двора позади могучей Сторожевой башни.
В конюшнях стражи, где тихонько фыркали шестьдесят коней, отзвуки далекого веселья заставляли сердце юной Лагдален из Тарчо холодеть и каменеть в груди.
Иногда казалось просто ужасным принадлежать к знатному роду, имея все привилегии этого положения, но и всю ответственность тоже.
Барабаны и флейты смолкли, и опять стало тихо, если не считать фырканья сытых коней. Лагдален вновь вернулась к своему заданию: выгребать навоз из конюшен.
С какой стороны ни смотри, это ужасно несправедливо. Как будто весь мир был настроен против нее, начиная с леди Флавии и офицеров Новициата до ее собственного семейства. А она была просто влюбленной молодой девушкой, и вот по этой причине — выгребает теперь навоз в День Основания. И пока весь город танцует на зеленых лужайках, она будет час за часом отбывать эту повинность, которая продлится весь день. А к тому времени, когда она закончит и начнется празднество, сил хватит только на то, чтобы помыться и отправиться на свою койку в Новициате.
Праздник Дня Основания пошел прахом, и все из-за безумной страсти к мальчишке, глупому мальчишке, мальчишке, по которому она все еще сохнет.
Мальчишке с крохотными зелеными треугольными веснушками на коже, отметкой отродья деревьев, эльфийскому дитя.
К мальчишке по имени Уэрри, мальчишке из племени эльфов, тех самых эльфов, что растут из деревьев на священных полянах и дают взаймы свои знания в помощь людям Марнери и всей Империи Розы. Мальчишке, который работал в литейной, днем плавил металл, а на ночь оставался в эльфийском квартале, погруженном в таинственный мир ритуалов и транса. Мальчишке, которого она видела лишь несколько раз, мальчишке, которого она едва знала; хотя это знание было для нее новым, и дошла она до него лишь в последние дни.
Весть о ее крушении не вызвала в Уэрри никакого отклика. Никаких романтических предложений оставить привычную жизнь в Сторожевой башне, стать его женой и жить в эльфийском квартале с его забавными узкими улочками и тесными жилищами.
Уэрри повел себя в точности так, как предсказал ей отец.
— Вот увидишь, — сказал он с презрительным всезнайством взрослого. — Ему интересно распутничать с нормальными людьми. Для него ты реальна не более какого-нибудь фантома.
Она краснела от смущения, потому что сердцем знала, что отец прав. Она-то вообразила, что это любовь, но когда после всего, что между ними было, Лагдален пришла к Уэрри, он едва признал ее, едва нашел время попрощаться, прежде чем отправиться со своими приятелями, облаченными в зелень эльфийских платьев, в пивную в своем квартале.
Со слезами горького унижения она вернулась в Новициат. Мечты ее были разбиты вдребезги, Уэрри она была не нужна. Теперь, добившись наконец своего, он вообще не хотел ее знать.
Леди Флавия вынесла ей суровое наказание: долгая и тяжелая работа в День Основания.
Конечно, Уэрри — привлекательный юный дьявол с продолговатым, как водится у его народа, худым подбородком, изящным прямым носом и каре-зелеными глазами, танцующими, когда он говорит. И волосы у него длинные, зеленовато-русые, падающие на плечи, и он отбрасывает их назад, с глаз, или перевязывает за плечами серебристой эльфийской лентой.
Но те треугольные веснушки были меткой дикой эльфийской лощины, знаком вступления в этот мир через чрево дерева. Ни одна женщина не могла бы дать жизнь такому, как Уэрри, ибо последствием подобных связей были бесы, испорченные и злые.
И быть пойманной в постели с таким, как Уэрри, — серьезная провинность для юной ведьмы из Новициата. А на Лагдален из Тарчо возлагались большие надежды; так говорила леди Флавия, прописывая наказание.
— За подобного рода вещи следовало бы пройтись палкой по твоей спине и назначить полное песнопение Декадемона плюс месяц служения в Храме. Чтобы ты поняла, как глупо ведьме из Новициата влюбляться в эльфийского мальчишку, и чтобы напомнить тебе твое место в нашей миссии. Но ты не просто послушница, Лагдален. Мы питаем большие надежды, что ты многого достигнешь в этом мире. Ты должна поехать на Кунфшон к тамошним учителям. Если будешь продолжать обучение, то сделаешь хорошую карьеру в Храме или на административной службе.
Затем, рассматривая кипу бумаг у себя на столе, Флавия нахмурилась скорее задумчиво, чем сердито:
— Итак, вместо этого ты будешь чистить конюшни в День Основания и представишь к концу недели полное песнопение Декадемона. Ты меня поняла?
На сердце у Лагдален сделалось тяжело, она любила День Основания больше всех других праздников и охотнее предпочла бы подставить свою спину под палку хотя рука у Флавии была тяжелая, она это знала, — вместо того чтобы провести любимый праздник на конюшне.
После этого Флавия добавила:
— Ты должна понимать, Лагдален. Вожделения тела посланы нам для мучений и дабы отвратить нас от нашей исторической миссии. В годы учебы надо всячески избегать мыслей о любви и семье. И само собой разумеется, мы не должны иметь сношений с эльфами. От таких союзов происходят лишь бесы и несчастья. Эльфы не понижают, какие страдания они причиняют своим поведением; для них мы игрушки. А уж для ведьмы — это серьезное преступление, мерзость.
И хотя при медицинском обследовании, последовавшем после беседы с Флавией, Лагдален с облегчением узнала, что в животе у нее никаких бесов не завелось, День Основания все равно пропал.