Базисный дефект. Терапевтические аспекты регрессии
Шрифт:
Вывод, к которому мы пришли в предыдущей главе, является лишь новой формулировкой давно известного, а именно того, что аналитическая работа происходит по крайней мере на двух разных уровнях: один, называемый эдиповым уровнем, более известен и менее проблематичен, тогда как для описания другого используют такие термины, как доэдипов, догенитальный, довербальный уровень.
Я предлагаю сохранить термины «эдипов период», «эдипов конфликт», «эдипов комплекс», так как они отражают самые важные характеристики уровня, к которому принадлежат. Существуют типичные черты, которые позволяют дифференцировать в клинике феномены, относящиеся к этому уровню, и феномены иного уровня. Первое отличие состоит в том, что все принадлежащее к эдиповому уровню – будь то генитальные или догенитальные переживания – происходит в рамках тройственных отношений: всегда кроме субъекта в них участвуют еще как минимум два параллельных объекта. Этими двумя объектами могут быть два индивида (как, например, в эдиповой ситуации) или индивид и объект (что характерно для областей анального и,
Вторая важная особенность эдиповой области состоит в том, что ей всегда присущ конфликт. За исключением некоторых случаев, конфликт вызван амбивалентностью, возникающей из сложных взаимоотношений между индивидом и двумя параллельными объектами. Несмотря на то, что конфликт является неотъемлемым свойством этой ситуации, он может быть разрешен, во всяком случае он может быть в значительной степени урегулирован. Вероятно, лучше всего изучен такой тип конфликта, при котором авторитет – внешний или внутренний – предписывает или запрещает особые формы удовлетворения. Такой конфликт неизбежно приводит к фиксации, которая связывает определенное количество либидо в тщетной борьбе, являющейся источником непрекращающегося состояния напряжения. В этом случае задача аналитического лечения состоит в мобилизации и освобождении этого связанного либидо либо при помощи интерпретации, либо через предоставление пациенту возможности регрессировать при переносе для поиска лучшего решения. Хотя идеальных решений не существует, так как пациент всегда испытывает некоторое напряжение, все же почти всегда есть возможность найти такое решение, которое приведет к существенному снижению интенсивности напряжения.
Третья важная характеристика этого уровня состоит в том, что здесь язык взрослых является адекватным и надежным средством коммуникации; как всем нам хорошо известно, Эдип был взрослым мужчиной. Если когда-либо возникнет необходимость в том, чтобы ввести новый термин для обозначения этого уровня, я предложил бы называть его уровнем конвенционального, общепринятого языка, или языка взрослых.
В науке часто случается так, что неудачный выбор термина либо является причиной недоразумения, либо создает препятствия на пути непредвзятого исследования проблемы. Для того чтобы избежать такой альтернативы, двум уровням психики должны быть присвоены независимые друг от друга наименования. Термин «эдипов» происходит от одной из важных характеристик этого уровня. Полагаю, что другой уровень должен обладать своим собственным именем и не должен называться «до-чего-то-там-еще». Он не должен называться «доэдиповым», так как вполне может сосуществовать одновременно с эдиповым уровнем, насколько об этом позволяет судить наш клинический опыт. Сейчас я хочу оставить открытым вопрос, касающийся возможности функционирования психики только на одном уровне, не выходя при этом на иной уровень. Важно отметить, что другой уровень, несомненно, более прост, более примитивен, чем эдипов уровень. Я предлагаю называть его уровнем базисного дефекта, и я хочу подчеркнуть, что он характеризуется именно как нарушение, а не как ситуация, позиция, конфликт или комплекс. Позже я объясню почему.
Уровню базисного дефекта свойственны следующие основные особенности: (а) все, что происходит на этом уровне, находится исключительно в рамках отношений между двумя персонами – здесь отсутствует третья персона; (б) эти двусторонние отношения обладают особенной природой, абсолютно отличной от хорошо изученных человеческих отношений эдипова уровня; (в) природа действующего на этом уровне динамического фактора отличается от природы конфликта и (г) язык взрослых людей часто оказывается либо бесполезным для описания событий, происходящих на этом уровне, либо приводит к неверному пониманию, так как слова не всегда обладают конвенциональным, общепринятым значением.
Хотя смысл сказанного об особенностях этого уровня прояснится только впоследствии, по ходу дальнейшего изложения, развернутого в следующих главах, уже здесь я могу кое-что сказать о некоторых из них. Прежде всего это касается природы примитивных отношений, которые складываются на этом уровне между двумя персонами. При первом приближении они могут рассматриваться как пример первичных объектных отношений, или первичной любви, описание которой я уже приводил в некоторых работах (Balint M., 1932, 1934, 1937, 1959) и повторю в главе 12 этой книги. Любая третья сторона, вмешивающаяся в эти отношения, всякий раз предстает как тяжкое бремя или вызывает невыносимое напряжение. Замечательное отличие между состояниями удовлетворения и фрустрации составляет еще одну важную характеристику этих отношений. Если удовлетворение – «приспособление», соответствие между объектом и субъектом – приносит с собой состояние тихого, спокойного благополучия, которое можно заметить только с большим трудом, – до такой степени оно естественно и поэтому с трудом поддается
Позже, в главе 4, я вернусь к обсуждению природы динамического фактора, который действует на уровне базисного дефекта. Однако здесь я хотел бы отметить любопытную неопределенность языка, свойственную данному уровню. Это объясняется тем, что каждое слово, когда им пользуются взрослые люди, окружено кластером ассоциаций. На уровне базисного дефекта практически каждый элемент этого кластера может в равной степени претендовать на право владения всем словом. Отмеченная особенность языка не ограничена рамками базисного дефекта, это видно из того, как трудно, практически невозможно, найти точное значение слова, особенно в нашей науке психологии. Чтобы получить-таки точное определение, необходимо очистить слово от всех лишних или нежелательных ассоциаций. Опыт показывает, что это удается очень редко, так как люди упорно считают (даже настаивают), что слова обычно имеют другие значения, отличные от тех, которые намеревался вложить в них изобретатель термина. (Эта проблема будет обсуждаться далее в главе 20.)
Глава 4. Область базисного дефекта
Приняв умозрительно то, что существует уровень базисного дефекта, мы должны поставить перед собой вопрос: какие именно события в аналитическом лечении служат индикаторами того, что этот уровень достигнут? Возьмем в качестве примера рядовой случай. Предположим, что в течение некоторого времени лечение протекает довольно гладко: пациент и аналитик понимают друг друга, давления и требования, оказываемые и предъявляемые друг к другу, особенно к аналитику, не выходят за рамки разумного и, что особенно следует отметить, всегда понятны и обоснованны. Затем, начиная с определенного момента, внезапно или постепенно атмосфера аналитической ситуации коренным образом изменяется. Иногда это происходит спустя довольно короткий промежуток времени либо сразу же после начала анализа.
Есть несколько аспектов того, что я обозначу как радикальное изменение атмосферы. Прежде всего в этом ряду следует отметить, что пациент, как уже говорилось в предыдущей главе, перестает воспринимать интерпретации аналитика как интерпретации. Он воспринимает интерпретации как атаку, направленную на него, как какие-то претензии к нему; по сути, эти интерпретации являются для него инсинуациями, измышлениями, ничем не обоснованной грубостью или оскорблением, незаслуженным обхождением, несправедливостью или, по крайней мере, полным отсутствием уважения и т. д. С другой стороны, с той же степенью вероятности интерпретации аналитика могут восприниматься либо как нечто в высшей степени приятное, приносящее удовлетворение, возбуждающее, утешающее, либо как соблазнение; или вообще играть роль неопровержимого свидетельства уважения, привязанности и любви. Обычные слова, которые до сих пор имели общепринятое, «взрослое» значение, использование которых не могло вызвать серьезных последствий, приобретают теперь огромную важность и влияние как в позитивном, так и в негативном аспекте. В такие моменты каждое случайное замечание аналитика, каждый его жест или движение могут иметь для пациента колоссальный смысл, они могут приобрести значение, которое выходит далеко за рамки действительных намерений аналитика.
Помимо прочего, пациенту каким-то образом удается – и с этим трудно смириться – забраться аналитику под кожу. Ему становиться известно многое, очень многое о своем аналитике. Это знание пополняется не из внешних источников информации, а с помощью какого-то вдруг открывшегося сверхъестественного таланта: пациент вдруг становится способен «понимать» мотивы аналитика и «интерпретировать» его поведение. Этот сверхъестественный талант иногда кажется способностью к телепатии или ясновидению, а может быть, и действительно равнозначен им (см. Balint M., 1955). В переживаниях аналитика этот феномен представлен чувством, будто пациент находится внутри него и видит всю его подноготную. То, что пациент узнает об аналитике таким способом, всегда носит в высшей степени личный характер, всегда каким-то образом касается пациента и до известной степени всегда верно и истинно. Вместе с тем это знание переходит всякие границы и поэтому не может быть достоверным, во всяком случае, так чувствует это аналитик.
Если в этом случае аналитику не удается «включиться», то есть соответствовать ожиданиями пациента, которые появляются при переносе, то реакции гнева, ярости, презрения или критики не возникают, как того можно было бы ожидать на эдиповом уровне. Можно наблюдать только чувства пустоты, потерянности, омертвения, тщетности, несерьезности и т. п., сопровождающие апатичное принятие всего происходящего. По сути, все принимается без заметного сопротивления, но все утрачивает смысл. Другой возможной реакцией на неудачу аналитика в его попытке «включиться» может быть страх преследования. Оставим за скобками то, что в таких состояниях – в их общепринятой клинической форме – является второстепенным и несущественным. Факт состоит в том, что пациенты считают намеренно созданной любую ситуацию, которая вызывает у них состояние фрустрации. Они не могут допустить мысли о том, что причиной фрустрации их желаний может быть что-то еще, помимо злого умысла, недобрых намерений или, по меньшей мере, преступной небрежности. Несмотря на то, что время от времени в их отношениях с терапевтом могут происходить какие-то позитивные события, состояния фрустрации представляют собой неоспоримое доказательство злобного и враждебного отношения со стороны их окружения.