Базовый прорыв
Шрифт:
– Значит, исходя из ваших слов, лайнер был управляем?
Этот вопрос заставил всех присутствующих переглянуться.
Зенитчик пожал плечами:
– Возможно, пилотам удалось в конце каким-то образом восстановить управление.
– За несколько минут до взрыва?
– А разве такое невозможно?
– Возможно! Теоретически! Ну да ладно! От цели при подлете к объекту не отделялись какие-либо предметы?
И вновь участники совещания переглянулись.
На этот раз спросил начальник Службы безопасности:
– Что вы хотите этим сказать, подполковник?
Пашин проговорил:
– Ничего
– Да нет, товарищ подполковник, вроде ничего не отделялось. Но категорически утверждать не могу. Все же мои радары на «Шилках» – это не локаторы радиотехнических батальонов.
– Ясно. А что по этому поводу скажет командир взвода радиотехнической разведки?
– Мой взвод осуществляет наземную разведку, в том числе обеспечивает работы разведывательной системы «Москит» в зоне отчуждения.
– И вам не поступило никакой информации о появлении вблизи объекта посторонних лиц?
– Никак нет. Это точно, товарищ подполковник. Я проверял!
Слово взял директор завода:
– Извините, что прерываю, но я не понимаю вас, подполковник. У вас есть какие-то основания предполагать, что катастрофа имела целью обеспечение проникновения на территорию посторонних лиц?
– Да, господин Белоусов, у меня есть основания предполагать, что падение самолета около секретного и очень стратегически важного объекта не есть несчастный случай. Большего я вам пока сказать не могу! Прошу всех внимания на схему! Полковник, объясните, пожалуйста, как осуществлялась охрана завода и складов до авиакатастрофы и какие изменения произошли в результате падения самолета.
Кропоткин взял в руку короткую указку и начал докладывать о порядке охранения вверенного ему объекта. Из слов полковника следовало, что основную нагрузку в этом плане нес отдельный батальон охраны, своими тремя ротами круглосуточно неся боевое дежурство. Он указкой провел по пунктам на схеме, которыми были обозначены контрольно-следовая полоса и три ряда колючей проволоки, второй – под высоким напряжением. Следом он указал на размещение практически сплошного заслона минных полей, причем в них использовались мины различных модификаций и предназначения. Но все они были нажимного действия. Впрочем, это имело обоснование. Полковник также отметил, что в темное время суток весь периметр хорошо освещался. За минными полями – долговременные огневые точки, а также капониры для бронетранспортеров батальона. Вся техника подразделения охранения выведена на позиции. А это тридцать боевых машин, вооруженных скорострельными авиационными пушками или крупнокалиберными пулеметами. Отдельно были отмечены позиции зенитно-ракетной батареи, которые располагались с четырех сторон, с юга и с запада на дежурстве стояли боевые разведывательно-дозорные машины, оснащенные ракетными комплексами «Стрела-2», с севера и востока – скорострельные самоходные установки ЗСУ-23-4 «Шилка».
Взвод радиотехнической разведки располагался ближе к западному въезду на территорию. Взвод был малочислен, но задачу выполнял объемную. Главным образом это касалось круглосуточного ведения разведки на ближайших подступах к основному периметру охраны, в так называемой зоне отчуждения
Полковник также объяснил, что между основным периметром заграждений и зоной отчуждения существует нейтральная полоса, что было обусловлено необходимостью создания свободного от растительности пространства, отделяющего территорию объекта от лесного массива, в котором и размещались системы радиотехнической разведки. Пространства, обеспечивающего пожарную безопасность завода. Были случаи, когда лес воспламенялся. И чтобы избежать поражения объекта огнем, и была создана эта полоса. Пашин спросил:
– Кем контролировалась нейтралка?
– В этом, подполковник, не было никакой необходимости! Полоса прекрасно просматривается и простреливается с огневых позиций батальона охранения, так как проложена вдоль периметра без выхода за пределы зоны отчуждения.
Далее Кропоткин доложил порядок подвоза на завод продуктов утилизации и мер безопасности, применяемых при этом. Железнодорожная ветка усиленно охранялась отдельным подразделением, не имеющим отношения к внутренней войсковой охране и находящимся в подчинении ФСБ, спецгруппы которого сопровождали груз до контрольно-пропускного пункта предприятия.
Следовало признать, что охранение было организовано на высоком профессиональном уровне. Согласно, естественно, официальному докладу начальника местной Службы безопасности. А вот как осуществлялась эта охрана реально, еще предстояло выяснить. И майор Глебов с прапорщиком Затинным уже пробивали этот вопрос, так же как Щурин проверял состояние дел во взводе радиотехнической разведки. О чем никто в этом кабинете, понятно, ничего не знал!
Выслушав полковника, Пашин откинулся в кресле.
– С тем, как обстояли дела до катастрофы, понятно. Теперь хотелось бы узнать, что изменилось в системе охраны и обороны после падения лайнера?
Начальник службы безопасности пояснил:
– В результате авиакатастрофы практически полностью уничтожен весь южный сектор внутренних заграждений, как проволочных, так и минных. Но даже при детонации минных полей поднятый по тревоге батальон охраны продолжал полностью контролировать обстановку.
Пашин повернулся к комбату:
– Это так, майор?
– Так точно!
– Ваши люди не покидали позиций?
Полковник с комбатом обменялись взглядами, майор ответил:
– Покидали. Взрывы были столь мощны, что я решил отвести на время наряды южного сектора из бункеров, но не в укрытия, а к зданиям складов.
– Следовательно, какое-то время часть сектора была без контроля?
– Никак нет, товарищ подполковник. Когда мои люди находились вне бункеров, то на поле в секторе их ответственности взрывались мины. Позже солдаты вернулись на позиции. И потом… системы взвода радиотехнической разведки не подняли тревоги. Значит, контроль над территорией заграждений потерян не был.
– Ясно! И все же постарайтесь, майор, точнее ответить, сколько прошло времени с момента отвода от огневых точек ваших бойцов до их возращения на позиции?