Беда по вызову
Шрифт:
— Мы их съели.
— Мы?
— С Рокки. Он учился давать лапу.
— Вот почему у него был понос.
— Понос был от грибов.
— А рас…кладушка?
— Ушла. Я ей не понравилась.
— Ты лежала на ее одеяле. А потом сожрала ее пироги. Вернее, мои. А говорила, что осталась из-за меня без кефира.
Она пожала худыми плечами.
— Без кефира и осталась. Кефир она не принесла. Тащи мою сумку.
— Чего?!
— Моя сумка осталась за дверью.
Я почему-то послушно принес ее замшевый рюкзак,
— Их жевал Рон, — честно признался я.
— Они из металла, который опять принимает прежнюю форму. Тебя что, не просвятили?
Она достала из рюкзака какую-то бутылку и поставила на мой стол.
— Давай рюмки, Гарик!
— Я не Гарик! — от гнева я аж подавился собственной слюной.
— Да, а кто? Ты не сказал.
— А ты не спросила. Что за манера называть всех как заблагорассудится?
— Обычно я всегда попадаю в точку. Так как?
— Гл… Б… Зови Петя.
— Петя? Петров?
— Дроздов.
— Никакой индивидуальности.
— Зато у тебя хоть отбавляй.
— Да, меня не перепутаешь. Это рюмки? — Она показала на два граненых стакана.
— Не тарелки.
— У тебя есть зеленка?
— Ее разве пьют?
— Хочешь — пей, а я рану на подбородке прижгу.
Я представил Беду с зеленым подбородком и поморщился.
— Прижигай своей водкой.
— Это абсент. Им прижигают душу, а не тело.
— Разве он не запрещен?
— Запрещен. В Европе.
Я повертел в руках бутылку с надписью «King of Spirit». На дне болтался какой-то осадок.
— Значит, мы пьянствуем?
— Я — дегустирую.
Еще одна дегустаторша нашлась. Я отвинтил крышечку, плеснул примерно половину стакана светло-зеленой жидкости и одним глотком выпил.
— Стой! — заорала Беда. Но было поздно. Я стоял посреди своей каморки, парализованный дикой горечью. Горечь — было единственное, что осталось в этом мире. Глаза полезли на лоб, а желудок подтянулся к горлу. Несколько долгих мгновений я старался не выплеснуть абсент ей в лицо прямо из желудка. Сазон называл это действие «опорожниться верхним концом». Победила воля. Я мысленно записал очко в пользу Беды, и она опять оказалась в плюсе.
— Кретин. Ты, что, никогда не пил абсент?
— Пил. Ты же видела. — Мне стало легче и веселее.
— У тебя сахар есть? — она закурила Житан. Я стрельнул у нее сигарету и затянулся крепким, вкусным дымом.
— А на фига нам сахар?
— Дырявой ложки у тебя, конечно, тоже нет.
— Да все у меня есть.
Я положил на стол почти целую пачку рафинада и алюминиевую ложку, с двумя дырками посередине, которую соорудил, чтобы вытаскивать из кастрюли свои холостяцкие пельмени.
— Какое богатство! — удивилась она, плеснула на дно стакана абсент, положила сверху дырявую ложку, в нее сахар, и через сахар начала лить обычную воду, которая стояла на столе в пластиковой бутылке. Сахар постепенно растворился, а пойло в стакане замутилось и стало выглядеть, как обычный самогон. Я рискнул проделать те же действия. Прошло помягче.
— Не кури! — сказала Беда, когда я взял сигарету.
— Почему?
— А… кури, — махнула она худой рукой, — Потом увидишь.
Я затянулся. Жизнь — не самая плохая штука.
— Каждый раз, когда я тебя вижу, ран на тебе все прибавляется, — намекнула она на разбитую губу.
— На тебе тоже, — намекнул я на разбитый подбородок. — А где твоя машина?
— Там что-то прокручивается, не схватывается, в общем, не заводится.
— Бендикс хреначит, — поставил я диагноз. Она внимательно посмотрела на меня и налила себе вторую порцию. Я тоже.
Каморка раздвинула тесные стены и яркие лучи солнца в девять вечера залили мое скромное жилище. По-моему, запел соловей.
— Тебе заплатили за книгу?
— Книгу зарубили, — она вдруг зарыдала. Рыдала она без единой слезинки и с каменным лицом, но я все равно все понял, увидел и почувствовал, как она подвывает и подскуливает там, у себя внутри. Я не стал спрашивать, кто зарубил и почему.
Меня вдруг стало двое. Один правый, другой левый. Правый я был добр и благодушен. Ему стало жаль Беду и захотелось помочь. Левый оказался желчен и скептичен, но тоже отнесся к ней почти с сочувствием.
— А хочешь, — закричал правый я, — я подарю тебе сюжет? Или как это там называется?
— Ты — сюжет?
«Ты в этом ничего не понимаешь», — подсказал левый я правому. Беда опять изобразила свой мутный напиток. Оба меня потянулись к стакану. Ни один из них не был пьян. Пьяным я себя хорошо знал.
— Ну, не хочешь, как хочешь, — обиделись на нее оба сразу и закурили.
— Не кури, — попросила она обоих. Оба не послушались.
— Давай свой сюжет.
— Не дадим, — ответили мы.
— Давай! — заорала она и так стукнула кулаками по столу, что все предметы на нем — стаканы, бутылка, сахар, и даже дырявая ложка — подскочили. — Из-за тебя я отдала свою тему, я болтаюсь без работы и только вычитываю чужие материалы. Книгу зарубили. В издательстве сказали — недоработанный сюжет. Я щурилась всю неделю, а ты даже не мог привезти мне очки!
Тот я, который был левее, хотел ее выгнать, но правый не позволил.
— Слушай, — сказал он, — слушай.
И стал рассказывать историю Бизона и депутата Грача. Он живописал все в красках от третьего лица, а левый скептик хмурился и злился. На правого снизошло вдохновение. Вот, смотри: любовь — сразу, одна, и на всю жизнь — только так и должно быть. А вот интрига — блестящая! А какой друг, какая погоня и вдруг — разоблачение, подстава и безысходность. Что делать герою? Пиши свою книгу, зачитаются.