Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви
Шрифт:
— Да-да, очень ответственная должность! — согласилась Долгорукая.
— Так вот, ваш муж, Мария Алексеевна, как это не прискорбно, не заплатил в этом году подушные подати и с земель.
— Не может быть! У нас нет задолженностей по акцизному ведомству, мой муж — добропорядочный человек и он никогда такого не забывает.
— А в этот раз забыл! — развел руками Забалуев. — А, имперская казна не может ждать.
— Ах, как же так, — расстроилась Долгорукая. — Конечно, у Петруши столько дел!..
— Мария Алексеевна, я всего лишь не хочу, чтобы у вашего мужа были большие неприятности! Не дай Бог, поместье могут отобрать, все как есть, подчистую!
— Да неужели так серьезно? — Долгорукая на минуту задумалась. — Хорошо! Что я должна сделать?
— Вам надо только передать мне ту денежную сумму, что соответствует земельной пошлине за год. А дальше я все устрою сам! Вам — никаких хлопот! Поймите, я ведь тоже человек подневольный. Могу ли я на вас надеяться? На ту необходимую сумму?
— Разумеется, Андрей Платонович! Я не желаю, чтобы у Петеньки были проблемы с законом. Я дам вам то, что вы просите. Пополудни в два в кабинет заходите, все и получите.
— Маменька! — в гостиную в сопровождении высокой красивой молодой женщины вошла Соня. — А у нас гостья.
— Простите, если приехала некстати, но я посылала вам заранее письмо. Вы получали его?
Долгорукая с недоумением воззрилась на вошедшую.
— Маменька, — Соня быстро подбежала к ней и шепнула. — Ты помнишь, письмо от твоей кузины? Это наша дальняя родственница, Елена Дмитриевна Болотова.
— Надеюсь, что не стесню вас своим присутствием, — скромно улыбнулась неожиданная гостья.
— Что вы, что вы! — бросился к ней Забалуев. — Мы всегда рады гостям. Будем знакомы, я муж их старшей дочери, Елизаветы Петровны, Андрей Платонович, к вашим услугам.
— Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, — Соня неодобрительно посмотрела на Забалуева и увела гостью с собой.
— А дамочка ничего, — бодрым тоном сказал Забалуев. — Весьма приятная и даже во всех отношениях.
— Я что-то подзабыла, вы здесь кто? — ангельским тоном осведомилась Долгорукая.
— Я? — прикинулся Забалуев. — Я жертва вашей неуемной страсти, а вы мой пожизненный кредитор.
— Не помню, чтобы я любила заниматься благотворительностью.
— Судя по всему, вы много еще не помните, но я с удовольствием буду освежать вашу память, — шутовски поклонился ей Забалуев.
— Портной приехали-с, — сообщила Татьяна. — К себе пройдете или здесь разговаривать будете?
— Здесь, конечно, здесь, — воскликнул Забалуев. — Как я могу вести портного в конуру, которую мне отвели в этом доме.
— Что-то у меня голова заболела, — Долгорукая приложила ладонь ко лбу. — Пойду к себе. Верка, помоги мне подняться. Что смотришь, тебе говорю!
— Мне? — растерялась Татьяна. — Таня я, Татьяна.
— Да не все ли равно — девка же. Буду звать тебя девка, если тебе Верка не нравится. Иди сюда и руку подай! Вот так!
Татьяна сглотнула слезы и повела Долгорукую из гостиной.
— Обещание-то свое не забудете, княгинюшка? — Забалуев издалека помахал ей ручкой на прощанье.
— Я не злопамятная, я помню, — кивнула, уходя, Долгорукая.
— Месье Забалуев, — тут же впрыгнул в гостиную ловкий, похожий на стручок, портной. Он был в полосатом жилете под укороченном пиджаком с зауженными рукавами и приталенным силуэтом. И делал в фамилии Забалуева ударение на последний слог — на французский манер. — Будем смотреть журнальчики или сами обскажете мне фасон?
— Журнальчики, конечно же, журнальчики, — Забалуев развалился в кресле, а портной немедленно приспособил у него на коленях замусоленную по уголкам книжицу и принялся перелистывать ее, время от времени тыкая исколотым указательным пальцем то в одну, то в другую картинку.
Забалуев что-то одобрял, на что-то квасился. Хотелось прифасониться, но вместе с тем не опозориться — все-таки он солидный человек в возрасте и положении.
— А что, дружок, может серебряного канту по костюму подпустить?
— Для вас, Ваше сиятельство, — золотого! Золотого, и не меньше! И материала купить наилучшего! — вертелся портной.
— Соображаешь, каналья!
— Чтобы богато было, — кивал портной. — Чтобы в свете не стыдно показаться.
— Вот-вот! Шей, валяй, все равно — женины родственники заплатят, — довольно улыбался Забалуев.
Выбрав фасон, портной принялся снимать с Забалуева мерки, а тот вдохновенно предался пению.
— «Любви утехи длятся миг, а наслажденье помним вечно…»
— Прекрасный тенор, господин Забалуев, — насмешливо сказал Репнин, входя в гостиную. — Удивлен, что вы осчастливили своим присутствием здешние места.
— Из-за Лизоньки, ненаглядной, пришлось переехать сюда, — покосился на него Забалуев. — Она ведь любит есть сладкое, спать на мягком. А мое поместье не очень удобное.
— Мне кажется, господин Забалуев, это вы любите спать на мягком и есть сладкое. И желательно за чужой счет.
— Фи, как пошло и неблагородно! На вас непохоже, князь. Что ты возишься, однако, — прикрикнул Забалуев на портного — он не хотел, чтобы тот присутствовал при разговоре с Репниным. — Хватит меня обмерять, пора уж и за работу.